Развод. Вспомни, как мы любили

Однако через минуту чтения, я торопливо пролистываю договор, бегло пробегаюсь по строчкам и протягиваю договор Виктору:

— Слушай, ты тоже перепроверь.

И хлопаю ресницами, прикидываясь немного дурочкой, которой я никогда не была. Я ведь читать умею, но вот это “я все сама умею” сыграло со мной злую шутку, а Виктору нравится быть сильным и умным павлином с красивым пышным хвостом.

Виктор приосанивается, медленно вытягивает из моих пальцев договор и говорит:

— Конечно, я его изучу.

И, боже, сколько в его голосе глубины сейчас и мужского эго. Я надавила на его эрогенную точку, и он, наверное, сейчас готов сотни договоров изучить и перепроверить.

Почему я только к сорока понимаю, что важно мужчину не только направлять, воспитывать, но и стоит пройтись ласковой ладонью по его эго?

Виктор забрасывает ногу на ногу, откидывается назад и опускает цепкий взгляд на договор.

— А я выпью водички, — подхватываю стакан и мило улыбаюсь нотариусу, — пока бывший муж занят делом.

Глава 51. Мы оба этого хотим

— Галстук верните, Мария, — говорит мне в спину Виктор, неторопливо следуя за мной к стеклянным дверям. — Это грабеж.

Ловлю себя на мысли, что мне нравится это шутливое и немного ленивое преследование из-за дурацкого галстука, который я, конечно же, не верну.

Я его забираю в качестве компенсации за разорванную футболку с попугаем. Да, я злопамятная женщина.

— Постой, — мягко хватает меня за плечо, вынуждая остановиться у двери.

— Я не отдам тебе галстук.

— Подожди, галстук отложим в сторону, — с джентльменской улыбкой распахивает передо мной дверь. — То, что мы в разводе не отменяет того, что я мужчина, а ты женщина.

— А руку при встрече ты мне не целуешь, если говорить о манерах, — капризно веду плечом, накидываю на голову шарф и выплываю на крыльцо.

Внизу у лестницы дворник сгребает снег в грязную кучу.

— Опять ты меня уела, — вздыхает Виктор.

— Ты в этом галстуке и в офис явился? — беру его под локоть. — Или пришел только меня позлить?

С каким остервенением я избегала с ним встреч и с какой легкостью я сейчас спускаюсь с ним по ступенькам бок о бок.

Я, конечно, думала, что рано или поздно мне надоест страдать, но это должно было произойти без Виктора.

Вышло так, что мне спокойно рядом с ним.

— Я тут на неделе читал умную книжку…

— Да ты что?

— Мальчики, конечно, глупые, — он кивает, — но иногда на них накатывает желание быть умными.

— Ладно, — хмурюсь.

— Так вот… Книжка была не просто для мальчиков, а для мальчиков-боссов, — Виктор вздыхает. — Такая ерунда скучная, ужас, но там автор советовал, что надо разряжать обстановку среди подчиненных. Вот я и разрядил.

— Чего? — недоуменно спрашиваю я.

— У нас теперь раз в месяц будет день смешных галстуков, — Виктор пожимает плечами. — Я перестарался с утятами, Маш. Ты бы видела их лица, вот мне и пришлось выкручиваться.

— Вить, ты… это… — едва сдерживаю смех, — босс-самодур. Вот.

А потом в голос смеюсь.

Я знаю, что Виктора побаиваются с толикой восхищения. Он всегда одет с иголочки, и появляется в офисе он строгий, мрачный и идеальный даже до платка в нагрудном кармане.

Но сегодня он вышел к подчиненным в галстуке с утятами.

Я прямо вижу эти вытянутые лица, панику в глазах и страх, что босс с катушек слетел.

— Шоковая терапия, — подытоживает Виктор.

Я аж хрюкаю от смеха ему в плечо, и шепчу:

— Ой не могу… Вить, ты такой дурак…

Он останавливается, разворачивается ко мне и молча на меня смотрит.

Обиделся, что ли?

Ну, мужики в разводе очень ранимые становятся.

— Ты очень давно мне этого не говорила, — выдыхает пар.

— Чего?

— Какой я дурак.

— Да?

— Да, — он поправляет на моей голове шарф. — Очень давно я не слышал этого, а ты, надо сказать, часто говорила, какой я дурак.

Я пребываю в растерянности, потому что не могу понять, что сейчас происходит. Это очередная порция претензий к бывшей жене или ностальгия?

— Вроде дураком называла, а я себя таким не чувствовал.

Я, наконец, понимаю, о чем он ведет речь.

Все эти мои “дурак ты, Воронин” я всегда говорила в веселых и беззаботных моментах, в которых было много привязанности, смущения и тепла.

— Неожиданно, да? — Виктор переходит шепот. — Дураком для тебя перестал быть. Вроде как, радоваться надо.

— Ты вообще не из тех людей, которые легко радуются жизни.

— А ты? — вскидывает бровь.

— И я, — закатываю глаза. — Тут и спорить не буду. Ладно, — похлопываю его по плечу, — я пойду.

Только я хочу я развернуться, так он сжимает мою ладонь.

— Что? Галстук не верну, — хмыкаю я.

— Я срочно придумываю причину, по которой ты согласишься пообедать со мной, — сжимает мою ладонь крепче.

— Что-нибудь придумывается?

— Нет, — серьезно отвечает он.

Вот стоим мы и смотрим друг на друга. Тоже сжимаю его ладонь в ответ. Холодный ветер треплет мои волосы и подныривает под шарф.

— Целуй ее уже, — кто-то тяжело вздыхает в стороне.

Дворник. Стоит в двух шагах от нас, опершись о черенок лопаты, и поправляет шапку на лбу, устало вздыхая:

— Целуй. Долго будешь сиси мять? Она же все готовенькая стоит. Румяная, глаза блестят, а ты что?

— Мы в разводе, если что, — цокаю я.