Разводы (сборник)

– Что-то сильно заранее нервы включились. Хотите, в аптеке скажу, чтобы валидола закупили ящик.

– Пока не надо. Я возьму себя в руки. Покуда готовится зал, я бы хотел с актёрами познакомиться. Можем это сделать сегодня?

– Можем.

– А где?

– Где хотите. Можем тут или в администрации.

– Вы их оповестите?

– Кого?

– Актёров.

В ответ Ирина Павловна хлопнула ресницами. Очевидно, приближался новый кризис. Ваня сосчитал мысленно до десяти и спросил:

– У вас же есть актёры? Где они?

– Да вон, полная деревня!

Ирина широко повела рукой, описав всю Русь.

– Тогда уведомите их о начале репетиций.

– Чего это?

– Кто-то должен это сделать.

– Так вы и сделайте. Понравился человек – подходите, говорите, чтоб завтра был на репетиции.

– Какой человек? Где понравился?

– Да хоть тут, на улице.

– И что, здесь все согласны?

– Очень просто. Несогласные останутся без дров на зиму.

Ваня представил себя пристающим к прохожим, ко всем этим велосипедистам, трактористам, пастухам. Вообразил, как будет размахивать пьесой. И как станут от него шарахаться и совать милостыню. Режиссёр попрощался с Ириной Павловной и пошёл всё равно куда. Заложив большой круг, километров десять, он вернулся и наскоро собрал вещи. Потом поймал одинокого крестьянина на «жигулях». И укатил в Ковров.

* * *

Местные не любят ездить в районный центр даже за деньги. Но Ваня сочинил историю о больном отце, рассказал её сначала по Станиславскому, потом по Ежи Гротовскому. Сказал, что готов выкупить машину целиком, если придётся.

Тряска в сторону дома имеет колыбельные свойства. Ваня задремал. Сквозь сон он слышал, как водитель говорил по телефону, очень однообразно, только «нет» и «да». Потом машина остановилась. Ваня открыл глаза, зажмурился и снова открыл. Никакого Коврова. Снова Мстёры.

На Ваню ласково смотрели Олег Борисович, Ирина Павловна, вчерашний здоровяк Володя и ещё какие-то люди. Водитель «жигулей» пожал плечами, признавая всесилие обстоятельств.

– Для начала я хочу знать, как вы узнали о моём побеге? – спросил Ваня. Он старался выглядеть угрожающе, получалось плохо.

– Люди видели. Деревня. Кто, с кем, куда. Чья машина – тоже знаем. Мы позвонили, рекомендовали вернуться.

– Послушайте, я так не могу! Я понимаю, вы живёте на отшибе, новости доходят медленно. Но крепостное право отменили! Современный театр строится на совершенно других принципах! Актёров нельзя отрывать от плуга, а потом отправлять назад!

– Вот об этом я и хотел поговорить, дорогой Иван Сергеевич, – сказал Олег Борисович, увлекая режиссёра на скамеечку под клёном. Откуда-то материализовался столик с чайным сервизом. Ваня хотел ругаться, но так добро и обволакивающе смотрел градоначальник, так уютно легла чашка в ладонь, что сил осталось только на жалобы детским голосом. Ваня признался, что не хочет бегать по улицам, хватать людей за фалды.

– Понимаете, я режиссёр, я не военком!

Бондарев всё понимал. Он сказал, мы ж не знали! Прости ты нас, тёмных. Даже назвал Ваню отцом родным. Мэр пообещал, актёры будут. Олег Борисович сам сделает предложение тому, кто подойдёт. Ване надо пальцем ткнуть. И всё. На следующий день выбранный человек найдёт в себе талант и пуще Родины полюбит театр.

– Завтра пойдём по городу и выберем кого надо. Хорошо?

– Не вполне. Человек должен быть мотивирован. Зачем мне избитые, со следами кандалов артисты?

– За это не волнуйся. У них выбора нет, любить или не любить.

– Мне нужны всего три человека.

– Почему три?

– Потому что мы будем ставить Чехова. «Предложение». Пьеса-шутка в одном действии.

– Но у нас больше желающих.

– Нам не надо больше. К тому же там очень органичный сюжет. Российская глушь, деревня. Разговоры об урожае, охоте, собаках. В финале свадьба по расчёту, похожая на любовь.

– Ванечка. Нам не надо ещё больше деревни. У нас её хоть лопатой греби. Мы хотим романтическое что-нибудь. Иностранное, про аристократию.

– Например?

– Шекспира, например.

– А я бы хотела Лопе де Вегу. «Собаку на сене». Италия! Любовь! – сказала Ирина Павловна.

Бондарев согласился.

– Да провалитесь вы пропадом со своим театром! – воскликнул Ваня.

– Значит, согласен?

– Переделать Мстёры в Неаполь? Запросто! Главное, неаполитанцам не показывать. Полопаются от переполненья чувств.

– Ну и пусть полопаются. Зато мы поживём как люди. Хотя бы на сцене.

Ваня не нашёл, что возразить. Когда Мстёры хотят Италию, логика отступает.

Администрация очень старалась. На местной фабрике устроили собрание. Пролетариев согнали в актовый зал. Облупившиеся стены, пыльные стёкла. Произносить в таком помещении слово «театр» можно было только вместе со словами «долой царизм».

Бондарев рассказал о перспективах роста. Он говорил, что конкуренты не дремлют, что производительность и дисциплина то, а лень и халатность сё. Ваня как паук из угла высматривал жертв.

– Ну как? – спросила Ирина.

– Понимаете, у итальянских аристократов лица специфические. На этой фабрике таких нет.

– А если загримировать?

– Тогда нам нужен не гримёр, а скульптор. Резчик по мрамору. Ирина Павловна, двадцать лет на конвейере не загримируешь. Вот если бы мы решили поставить «Реку Потудань»…

– Это что?