I. Одно из главных заблуждений в физике состоит в том, что люди воображают, будто в телах, доступных нашим чувствам, гораздо больше вещества, чем в телах, почти недоступных им. Большинство людей думает, что гораздо больше материи в золоте и свинце, чем в воздухе и воде, и даже дети, которые при посредстве чувств не наблюдают действий воздуха, обыкновенно воображают, что это — что-то не реальное.
Золото и свинец весьма тяжелы, тверды и способны вызывать в нас сильные ощущения, вода и воздух, наоборот, почти неощутимы.
1
Из этого люди заключают, что первые гораздо реальнее вторых или что кубический фут золота содержит больше вещества, чем кубический фут воздуха. Они судят о сущности вещей по тому чувственному впечатлению, которое нас всегда обманывает, и пренебрегают ясными и отчетливыми, никогда нас не обманывающими идеями разума: чувственное ведь нас затрагивает и обращает на себя внимание, а умопостигаемое наводит на нас лишь сон. Эти только что указанные ложные суждения относятся к субстанции тел, но вот и другие, касающиеся свойств самих тел.
II. Почти всегда люди решают, что предметы, вызывающие в них более приятные ощущения, будут самыми совершенными и самыми чистыми, хотя при этом они не только не знают, в чем состоит совершенство и чистота материи, но даже и нисколько не заботятся дать себе отчет в этом.
Они говорят, например, что грязь нечиста, а прозрачная вода очень чиста. Но верблюды, любящие мутную воду, и те животные, которые любят грязь, не разделили бы их взгляда. Правда, это — животные, но ведь и люди, любящие внутренности бекаса или экскременты каменной куницы (fouine) не утверждают, что это — нечистота, хотя они и выражаются подобным образом про все, что выделяют другие животные. Наконец, мускус и амбра обыкновенно ценятся всеми людьми, даже теми, которые думают, что это не что иное, как экскременты.
Несомненно, люди судят о совершенстве и чистоте материи лишь на основании своих чувств, следовательно, так как чувства у них не одинаковы, как это достаточно было показано, они должны судить весьма различно о совершенстве и чистоте материи. Поэтому книги, которые трактуют о мнимых совершенствах, приписываемых ими известным телам, неизбежно переполнены разнообразием странных и нелепых заблуждений, ибо рассуждения, содержащиеся в них, опираются исключительно на ложные, сбивчивые и неправильные идеи наших чувств.
Философы не должны называть материю чистою или нечистою, если они не знают, что, собственно, нужно понимать под этими словами: «чистый» и «нечистый», ибо не должно говорить, когда не отдаешь себе отчета в том, о чем говоришь, т. е. когда не имеешь ясных и отчетливых идей, соответствующих употребляемым терминам. Ежели бы они установили ясные и отчетливые идеи для этих двух слов, то они увидали бы, что считаемое ими чистым, часто оказывалось бы весьма нечистым, и наоборот.
Например, если бы они признали наиболее чистым и совершенным то вещество, части которого легко отделяются друг от друга и обладают подвижностью, тогда золото, серебро и драгоценные камни оказались бы телами крайне несовершенными, а самыми совершенными, напротив, оказались бы огонь и воздух. Когда мясо начало бы портиться и издавать зловоние, тогда, значит, оно, согласно этому взгляду, становилось бы совершеннее, и, следовательно, вонючая падаль была бы телом более совершенным, чем обыкновенное мясо.
Если бы, обратно, они признали самыми совершенными те тела, части которых крупны, тверды и малоподвижны, то земля была бы совершеннее золота, а воздух и огонь были бы телами наименее совершенными.
Если не хотят соединять с терминами «чистое» и «нечистое» те отчетливые идеи, о которых я только что говорил, то можно взять вместо них другие определения. Но если определять эти слова только чувственными понятиями (notions sensibles), то мы вечно будем все вещи смешивать друг с другом, потому что мы никогда этим путем не установим значения терминов, обозначающих их. Все люди, как это было уже доказано, получают весьма различные ощущения от одних и тех же предметов, следовательно, нельзя определять эти предметы по ощущениям, которые получаешь от них, если хочешь быть понятым и избежать вечной путаницы.
Но, в сущности, я не могу признать, чтобы существовала такая материя — пусть это будет та, из которой состоят небеса, — которая была бы совершеннее других. Всякой материи, кажется, свойственны только фигуры и движения, и для нее безразлично, будут ли эти фигуры и движения правильны или неправильны. Рассудок не говорит нам, чтобы солнце было совершеннее и светлее грязи, чтобы красавицы наших романов и наших поэтических произведений имели какое-нибудь преимущество перед совершенно разложившимися трупами. Это говорят нам наши лживые и обманчивые чувства. Пусть подобные речи приводят в негодование, все насмешки и крики покажутся жалкими и забавными тем, кто внимательно рассмотрит приведенные доводы.