Разыскания истины

Тот, кто умеет только чувствовать, думает, что солнце изобилует светом, но тот, кто умеет и чувствовать и рассуждать, этого не подумает, если только он умеет рассуждать так же хорошо, как чувствовать. Мы вполне убеждены, что даже те, которые более всего считаются с показаниями своих чувств, усвоят наше воззрение, если обсудят хорошенько только что сказанное. Но они слишком сильно любят иллюзии своих чувств, они слишком долго подчинялись их предрассудкам, их душа настолько забыла себя, что не в состоянии уже приписать себе все те совершенства, которыми она наделяет тела.

Но не для подобных людей говорим мы, мы не заботимся об их одобрении и уважении: они не хотят слушать, значит, не могут и судить. Достаточно, что мы защищаем истину и получим одобрение тех, кто серьезно трудится над искоренением заблуждений своих чувств и стремится пользоваться показаниями разума. Мы просим их лишь обдумать все эти мысли с всевозможным вниманием и произнести свое суждение: осудить их или одобрить. Мы подчиняемся их приговору, потому что их размышление дает им над нашими мыслями право, так сказать, жизни и смерти, — право, которое оспаривать у них было бы несправедливо.

ГЛАВА XX

Заключение первой книги. — I. Наши чувства нам даны лишь ради нашего тела. — II. Должно сомневаться в том, что они говорят нам. — III. Истинное сомнение не так-то легко.

Как мне кажется, мы достаточно разъяснили общие заблуждения, в какие вводят нас наши чувства, как относительно их собственных объектов, так и относительно вещей, которые могут быть познаны только рассудком, и я не думаю, чтобы между нашими заблуждениями, в какие мы впадаем, следуя показанию чувств, нашлось бы хоть одно, которое не коренилось бы в вещах, нами указанных, — это станет ясно каждому, кто хоть немного подумает над этим.

I. Мы видели также, что наши чувства очень верны и точны, когда они говорят нам об отношениях, какие имеют все окружающие тела к нашему телу, но они не могут сказать нам, что такое эти тела сами в себе, поэтому пользоваться чувствами и должно только в интересах сохранения здоровья и жизни, когда же они стремятся стать так высоко, чтобы подчинить себе разум, они заслуживают полного презрения. Вот самое главное, что следует удержать из всей первой книги. Должно усвоить себе, что наши чувства нам даны лишь для поддержания нашего существования, нужно утвердиться в этой мысли, а чтобы избавиться от невежества, в какое мы погружены, должно искать иных путей, не тех, которые они нам предлагают.

II. Если найдутся лица, которых все сказанное до сих пор в последних положениях еще не убедило, — а их, без сомнения, будет немало, — то от них мы требуем еще меньшего. Достаточно, Сели они станут несколько недоверчивее относиться к своим чувствам, и если они не могут совершенно отрешиться от их показаний, как ложных и сбивчивых, то мы только просим их постоянно подвергать серьезному сомнению полную истинность этих показаний.

Действительно, мне кажется, сказанного нами достаточно, чтобы заронить, по крайней мере, некоторое сомнение в разумных людях, а следовательно, чтобы побудить их пользоваться своею свободою иначе, чем они это делали до сих пор, ибо раз они хоть несколько усомнятся в истинности показаний своих чувств, то им будет легче удержаться от признания правильности этих показаний, и таким образом легче удержаться от заблуждений, в какие они впадали до сих пор, особенно в том случае, если они будут помнить правило, указанное в начале этого трактата, именно: «Никогда не должно соглашаться ни с чем, кроме того, что вполне очевидно и с чем нельзя не согласиться, не признав с полною очевидностью, что не дать согласия в данном случае было бы злоупотреблением своею свободою».

III. Наконец, пусть не думают, что научиться сомневаться мало способствует движению вперед. Сомнение, проистекающее из разума и рассудка, не так-то просто, как это кажется, ибо — нужно прибавить — сомнение сомнению рознь. Сомневаются в силу увлечения и грубости, ослепления и злобы, наконец, по прихоти или потому, что хотят сомневаться. Но сомневаются также в силу благоразумия, недоверия, мудрости и проницательности. Сомнение академиков и атеистов — первого рода, истинных философов — второго, первое сомнение есть сомнение тьмы, из которого не выйдешь к свету, но которое всегда удаляет от него, второе сомнение рождается от света и, в свою очередь, помогает некоторым образом найти его.