Разыскания истины

Кроме того, неизмеримо важнее, в данном случае еще то обстоятельство, что страх наказаний и желание чувственных наград, какими занимают разум детей, совершенно удаляют их от благочестия. Благочестие еще абстрактнее науки, оно еще менее по вкусу испорченной природе. Разум человеческий довольно склонен к учению, но он не склонен к благочестию. Если же сильные волнения препятствуют нам учиться, хотя в учении от природы мы находим удовольствие, то разве мыслимо детям, всецело занятым чувственными удовольствиями, которыми их награждают, и наказаниями, которыми их стращают, сохранять достаточную свободу духа, чтобы любить дела благочестия?

Способность разума весьма ограничена, не много нужно, чтобы занять его всецело, и в то время, когда разум занят, он не способен к новым мыслям, если предварительно не освободиться от прежних. Но, когда разум занят идеями чувственными, он не может освободиться от них по своему желанию. Для понимания этого следует обратить внимание на то, что мы все непрестанно стремимся к благу в силу естественных наклонностей, и удовольствие есть признак, по которому мы отличаем благо от зла, поэтому удовольствие неизбежно действует на нас и занимает нас более, чем все остальное. Раз удовольствие связано с пользованием чувственными вещами, потому что они составляют благо для тела человека, то своего рода необходимость сообщает этим благам способность всецело занимать наш разум, пока Господь не сообщит им известной горечи, вселяющей в нас отвращение и ужас к ним, или пока Он посредством своей благодати не даст нам почувствовать ту небесную радость, которая превосходит все земные радости: «Dando menti coelestem delectationem, qua omnis terrena delectatio superetur».1

Так как, далее, мы столько же стремимся избегать зла, сколько стремимся любить благо, и так как страдание есть признак, который природа связала со злом, то все, что было нами сказано об удовольствии, должно в обратном смысле быть отнесено к страданию.

Поэтому, очевидно, так как вещи, доставляющие нам удовольствия и страдания, завладевают всецело разумом и не в нашей власти по своему желанию отвлечь от них внимание, то нельзя детей, как и остальных людей, заставить любить благочестие, предварительно не научив их, согласно заповедям евангельским, равнодушно относиться ко всем вещам, действующим на чувства и возбуждающим сильные желания и сильные опасения, потому что все страсти затемняют и заглушают благодать и ту внутреннюю радость, какую Господь дает нам чувствовать в нашем послушании Ему.

^{1 Блаженный Августин.}

Самые маленькие дети имеют такой же ум, как и взрослые люди, хотя у них нет опытности, у них есть такие же наклонности, хотя у них желания и иные, чем у взрослых. Следовательно, их должно приучать руководствоваться разумом, насколько это возможно для них, и побуждать их к послушанию, ловко направляя их добрые наклонности. Однако удерживать их в послушании путем воздействия на их чувства — значит заглушать их разум и извращать лучшие их наклонности: ведь они будут тогда исполнять свои обязанности только наружно, добродетели не будет ни в их разуме, ни в их сердце, она им будет почти неизвестна, а любить они ее будут еще меньше, дух их будет поглощен только страхами и желаниями, чувственными отвращениями и привязанностями, от которых они не смогут отрешиться, а следовательно, не смогут стать свободными и пользоваться своим разумом. Дети, воспитанные этим низким и рабским образом, приобретают понемногу известную невосприимчивость ко всему, что требуется от порядочного человека и христианина, и сохраняют ее на всю жизнь, в том же случае, когда они надеятся избежать кары за свои проступки, благодаря своей власти или своей ловкости, они предаются всему, что тешит вожделение и чувства, потому что на деле им не знакомы иные блага, кроме благ чувственных.

Правда, есть случаи, когда необходимо наставлять детей посредством влияния на их чувства, но это следует делать только тогда, когда недостаточно одного убеждения. Прежде следует убеждать их в том, что они должны делать, при этом, если окажется, что они недостаточно развиты, чтобы понять свои обязанности, то, кажется, лучше их оставить в покое некоторое время, ибо принуждать их делать наружно то, необходимость исполнения чего они не осознают, не значит наставлять их: наставлять можно дух, но не тело, — если же они отказываются делать то, необходимость исполнения чего они понимают, то для предотвращения этого нужно употребить все усилия, можно даже прибегнуть к суровым мерам, ибо в этом случае тот, кто жалеет сына своего, скорее его ненавидит, чем любит, как говорит мудрый.1