Разыскания истины

Если придворные, да и все остальные люди, часто отказываются от достоверных, существенных истин, которых необходимо держаться, чтобы не погибнуть навеки, то, очевидно, они не осмелятся отстаивать истины абстрактные, малодостоверные и полезные. Если религия государя делается религией его подданных, то разум государя будет также разумом его подданных, и, таким образом, мнения государя будут всегда в моде, его удовольствия, страсти, игры, слова, одежда — вообще все его действия будут в моде, ибо государь сам по себе есть как бы главная мода и почти все, что он делает, тотчас же входит в моду. А так как все ухищрения моды клонятся не к чему иному, как к удовольствию и красоте, то неудивительно, что государи так сильно влияют на воображение других людей.

^{1 Ст. 17 в Религии Англиканской церкви.}

Если Александр поник головою, то и придворные его поникают головою. Если тиран Дионисий занимается геометрией вследствие приезда Платона в Сиракузы, геометрия тотчас входит в моду, и во дворце этого государя, говорит Плутарх, постоянная пыль, так как все чертят фигуры. Но как только Платон поссорился с ним, и этот государь охладел к научным занятиям и вновь предался своим удовольствиям, его придворные немедленно сделали то же самое, точно, продолжает тот же писатель, они были околдованы и какая-то Цирцея превратила их в других людей. От любви к философии они переходят к любви к разврату, от отвращения к разврату — к отвращению к философии.1 Вот каково влияние государей: они могут изменять пороки в добродетели и добродетели в пороки, и одно слово их способно изменить все идеи, одного слова их, жеста, движения глаз или губ достаточно, чтобы наука и ученость считались за низкое педантство, дерзость, грубость и жестокость — за великое мужество, а нечестие и вольнодумство — за силу и свободу ума.

Но как это, так и все мною сказанное, имеет силу лишь при предположении, что государи обладают сильным и живым воображением, ибо если бы их воображение было слабо и вяло, то они не могли бы воодушевить своих речей, придать им тот оборот, ту силу, которая покоряет и непреодолимо подчиняет слабые умы.

Однако если уже одна сила воображения без всякой помощи рассудка может иметь такое поразительное влияние, то тогда, когда она опирается еще на какие-нибудь видимые доводы, она приобретает настолько сильное влияние, что человек, обладающий ею, способен убедить другого во всякой нелепости и странности. Приведем доказательства.

Один древний писатель говорит2, что в Эфиопии придворные обезображивали себя, отрезали некоторые члены и даже умерщвляли себя, чтобы походить на своего государя. Считалось постыдным явиться с обоими глазами к кривому государю или идти прямо вслед за хромым государем, подобно тому как теперь никто не осмелился бы появиться при дворе с брыжами и током или в белых башмаках с золотыми шпорами. Эта мода эфиопов была, конечно, нелепа и очень неудобна, но, однако, она была модой. Ей следовали с радостью и думали не столько о страдании, которое приходилось терпеть, сколько о чести показать себя полным самоотвержения и преданности своему государю. Словом, эта необычайная мода опиралась на ложное понимание дружбы, и потому она перешла в обычай и закон, который соблюдался довольно долго.

Из повествований путешественников по Востоку мы узнаем, что в некоторых странах сохраняется этот обычай и многие другие, столь же противные и здравому смыслу, и рассудку. Но не нужно переезжать через границу, чтобы видеть, как свято соблюдаются

^{1 Oeuvres morales. Как можно отличить льстеца от друга.}

^{2 Диодор Сицилийский. Bibl. hist., I, 3.}