безрассудные законы и обычаи, и чтобы найти людей, следующих неудобным и странным модам, для этого вовсе не нужно выезжать из Франции. Везде, где есть люди, легко поддающиеся страстям, и где воображение властвует над рассудком, там есть странности, и странности непонятные. Если обнажать свою грудь во время суровых зимних морозов и затягиваться в страшную летнюю жару не так мучительно, как выколоть себе глаз или отрезать руку, то тем более оно должно причинять стыд. Страдание в этом случае не так велико, но и необходимость его не так очевидна, поэтому оно еще более странно. Эфиоп может сказать, что он выкалывает себе глаз из великодушия, но что может сказать дама-христианка, которая выставляет напоказ то, что врожденная стыдливость и религия обязывают ее скрывать? Она может сказать только, что такова мода, — и больше ничего. Но эта мода странна, неудобна, неприлична, непристойна во всех отношениях, ее единственный источник — явное извращение рассудка и тайное извращение сердца, следовать ей — соблазн, это значит открыто становиться на сторону извращенного воображения против рассудка, порока против чистоты, духа мирского против духа Божия, — словом, следовать этой моде значит преступать законы рассудка и законы Евангелия. Однако для этого рода людей нет нужды до этого, для них мода все, она, так сказать, есть для них закон священнее и ненарушимее закона, начертанного рукою самого Бога на скрижалях Моисея, и закона, запечатлеваемого Им со Своим духом в сердцах христиан.
Поистине, я не знаю, имеют ли право французы смеяться над эфиопами и дикарями. Правда, если в первый раз увидать кривого и хромого государя в сопровождении свиты, состоящей лишь из хромых и кривых, то трудно удержаться от смеха. Однако это только в первую минуту, а потом, быть может, скорее будешь дивиться их великому мужеству и их преданности, чем смеяться над слабостью их разума. Не то с модами Франции. Их нелепость не опирается ни на какое видимое основание, и если они имеют то преимущество, что не так неприятны, зато они не всегда и так разумны. Словом, на них отразился характер более испорченного века, когда ничто не может умерить порывы ненормально развитого воображения.
То, что было сказано о придворных, относится также к большинству слуг по отношению к их господам, служанок — к госпожам и, вообще, ко всем низшим по отношению к людям, стоящим выше их, особенно же к детям по отношению к их родителям, потому что дети находятся в совершенно особой зависимости от своих родителей: родители питают к ним привязанность и нежность, которой дети не встречают у других, и, наконец, рассудок заставляет детей подчиняться и уважать то, чего он сам не может понять.
Для того чтобы влиять на воображение других, вовсе нет необходимости иметь некоторый авторитет над ними, не нужно и того, чтобы люди зависели от нас в каком-либо отношении, иногда достаточно одной силы воображения. Нередко совершенно неизвестные люди, не имеющие никакой репутации и к которым мы не расположены питать уважение, обладают такою силою воображения, следовательно, говорят так живо и трогательно, что убеждают нас, причем мы даже не можем дать себе отчет, почему и в чем они убедили нас. Правда, это кажется весьма необычайным, а между тем это — одно из самых обычных явлений.
Однако подобного рода мнимое убеждение может быть внушено только мечтателем, умеющим говорить живо, не зная даже предмета, о котором он говорит: он заставляет слушателей своих слепо верить, не давая себе даже отчета в том, чему они верят. Ибо большинство людей поддается действию чувственного впечатления, которое ослепляет их и заставляет их пристрастно судить о том, что они понимают лишь весьма смутно. Мы просим наших читателей самих подумать об этом, самим подмечать подобные примеры в тех беседах, при которых им придется присутствовать, и несколько поразмыслить о том, что происходит в их разуме в этих случаях. Это им будет гораздо полезнее, чем они думают.
Но нужно заметить, что две вещи особенно содействуют влиянию воображения других людей на нас. Во-первых, внешнее благочестие и важность, во-вторых, гордость и свободомыслие. Ибо сообразно нашему расположению к вольнодумству или набожности и люди, говорящие важно и благочестиво или же гордо и нечестиво, влияют весьма различно на нас.
Правда, вторые из них гораздо опаснее, но никогда не следует поддаваться первому впечатлению речей тех и других, а лишь силе их доводов. Можно говорить важно и скромно вздор и с видом набожным вещи нечестивые и богохульства. Поэтому должно смотреть, как советует святой Иоанн, от Бога ли говорят эти люди и не вообще доверять всякого рода ораторам. Иногда демоны принимают вид ангелов света, и есть люди, которым как бы прирождена внешняя набожность, и, следовательно, репутация которых по большей части твердо установилась, а между тем, они отвращают людей от самых существенных их обязанностей, и даже от обязанности любить Бога и ближнего, и делают их рабами какого-нибудь обычая и фарисейского обряда.