Разыскания истины

В-третьих, воля вынуждена, таким образом, заставлять разум переходить с предмета на предмет, потому что разум постоянно представляет ей смутно и как бы издали того, кто содержит в себе все существа, как мы это сказали в третьей книге. Ибо воля, желая, так сказать, приблизить к себе свое истинное благо, чтобы оно прикоснулось к ней и чтобы получить от него движение, оживляющее ее, побуждает познавание представлять его себе с какой-нибудь стороны. Но тогда разум созерцает уже не общее и универсальное бытие, не бесконечно совершенное существо, а нечто ограниченное и несовершенное, что не может остановить движения воли и долго нравиться ей, а потому она оставляет его, чтобы устремиться к какому-нибудь другому предмету.

Между тем внимание и прилежание разума, безусловно, необходимы для нахождения истин сокровенных, и потому большинство людей, очевидно, должно быть грубо невежественным даже относительно вещей, имеющих некоторое отношение к ним, и в невероятном ослеплении относительно всех абстрактных и не имеющих видимого отношения к ним истин. Но следует постараться разъяснить это примерами.

III. Нет науки, которая бы больше соприкасалась с нами, чем мораль, это она научает нас всем нашим обязанностям по отношению в Богу, нашему Государю, нашим родителям, друзьям и вообще всему нас окружающему. Она даже указывает нам путь к тому, чтобы стать вечно счастливым, и все люди существенно обязаны или, вернее, им неизбежно необходимо прилежать единственно к ней. Однако прошло шесть тысяч лет, что существуют люди, а эта наука еще весьма несовершенна.

Та часть морали, которая рассматривает обязанности наши к Богу и которая, без сомнения, главная, потому что она относится к вечности, почти не была известна самым ученейшим людям, и еще теперь встречаются умные люди, которым она совершенно незнакома. Между тем эта часть морали самая легкая, ибо, во-первых, что трудного признать, что есть Бог? Все, что Бог создал, доказывает это, все, что делают люди и животные, доказывает это, все, что мы думаем, все, что мы видим, все, что мы чувствуем, это доказывает, -— словом, нет ничего, что не доказывало бы бытия Бога или не могло бы доказать его умам внимательным, серьезно старающимся найти творца всего.

Во-вторых, очевидно, должно следовать повелениям Божиим, чтобы быть счастливым, ибо Он могуществен и правосуден, и его нельзя ослушаться, не будучи наказанным, и нельзя повиноваться ему, не будучи вознагражденным. Но чего требует Он от нас? Чтобы мы любили Его, чтобы наш разум был занят Им, наше сердце обращено к Нему. Ибо для чего Он создал духов? Конечно, Он не может создать ничего иначе, как для Себя: следовательно, Он нас создал только для Себя, и мы необходимо обязаны ни на что иное не обращать то влечение любви, которое Он непрестанно поддерживает в нас для того, чтобы мы постоянно любили Его.

Эти истины не трудно найти, если хоть немного прилежать к ним. Между тем этот единственный принцип морали: для того чтобы быть добродетельным и счастливым, безусловно, необходимо любить Бога больше всего и во всем, — есть основание всей христианской морали. Нетрудно также вывести из этого принципа все нужные нам следствия, чтобы установить главные правила нашего поведения, хотя очень немногие выводят их и хотя ежедневно идут споры о вопросах морали, являющихся непосредственными и неизбежными следствиями столь очевидного принципа.

Геометры постоянно делают какие-нибудь новые открытия в своей науке, а если они и не особенно совершенствуют ее, то потому, что они уже вывели из своих принципов наиполезнейшие и необходимейшие следствия. Но большинство людей, как кажется, не способно что-либо вывести из первого принципа морали: все идеи их исчезают и рассеиваются, едва только они захотят остановить на нем свои мысли, потому что они не хотят этого как следует, а они не хотят этого, потому что не наслаждаются им или потому что, насладившись им, они слишком скоро получают к нему отвращение. Это принцип абстрактный, метафизический, чисто умопостигаемый: он не ощущается, его нельзя вообразить себе. Так что очам плотским или духам, которые видят только очами, он не представляется основательным. В сухом и отвлеченном рассмотрении этого принципа нет ничего, что могло бы положить предел тревожности их воли и остановить на себе их разум, чтобы рассмотреть его с некоторым вниманием. Как же надеяться на то, что они увидят его хорошо, что они хорошо поймут его и выведут из него прямо то, что должны из него вывести?