Разыскания истины

Так, по сути дела, и выходит у Мальбранша. Для него и «cogito ergo sum», и «Бог есть», и «2х2= 4» очевидны в совершенно равной степени. Поэтому принцип методического сомнения и не играет существенной роли в его философии. Вот что мы можем прочитать в «Разысканиях истины»: «Итак, столь же очевидно, что есть Бог, как очевидно для меня, что я существую».32 Здесь очевидность «cogito ergo sum» уравнивается с очевидностью положения «Бог существует». Возьмем еще одну цитату: «Если бы даже я предположил существование такого Бога, которому нравилось бы обманывать меня, то и тогда я был бы убежден в том, что Он не может обмануть меня в том моем познании, которое основывается на простом созерцании, каково, например, познание: я существую, ибо я мыслю, дважды 2 есть 4. Каким бы могущественным ни представлял я себе подобного Бога, допустив Его действительное бытие, то, даже и при этом нелепом предположении, я чувствую, что я не мог бы сомневаться в том, что я существую или что дважды 2 равняется 4, так как эти вещи я постигаю одним созерцанием без участия памяти».33 Здесь очевидность «cogito ergo sum» уравнивается с очевидностью арифметической истины «2х2= 4». Кстати сказать, соответствующее место в «Размышлениях о Первой философии» Декарта выглядит не так. Сделав допущение, что существует «не всеблагой Бог, источник истины, но какой-то злокозненный гений, очень могущественный и склонный к обману»,34 Картезий рассуждает затем следующим образом: «Но существует также некий неведомый мне обманщик, чрезвычайно могущественный и хитрый, который всегда намеренно вводит меня в заблуждение. А раз он меня обманывает, значит я существую, ну и пусть обманывает меня, сколько сумеет, он все равно никогда не отнимет у меня бытие, пока я буду считать, что я — нечто. Таким образом, после более чем тщательного взвешивания всех „за" и „против" я должен, в конце концов, выдвинуть следующую посылку: всякий раз, как я

^{32 Мальбранш Н. Указ. соч. Т. 2. С. 145.}

^{33 Там же. С. 369—370.}

^{34 Декарт Р. Указ. соч. Т. 2. С. 20.}

произношу слова Я есмь, я существую или воспринимаю это изречение умом, оно по необходимости будет истинным».35 Видим, что Декарт говорит тут только о положении «я есмь, я существую» и отнюдь не приплетает сюда никакого «2х2= 4». Это существенно, Картезий в отличие от Мальбранша никоим образом не склонен уравнивать очевидность положения «я существую» с очевидностью математических истин. Однако Спиноза, Локк, Лейбниц, да, как кажется, и все другие ведущие философы XVII—XIX вв. считали, подобно Мальбраншу, очевидность чем-то единым, не различая в ней степеней и уровней. Поэтому нет ничего удивительного в том, что они полагали декартовское «sum cogito» истиной очевидной, но тривиальной, из которой нельзя извлечь ничего существенного. Из этого следует, что едва ли будет ошибочным суждение, сводящееся к тому, что в последекартовской западноевропейской философской традиции вплоть до XX в. как методическое сомнение, так и истина Я мыслю, следовательно, существую, к которой оно ведет, не были оценены по достоинству.

Учение Декарта весьма многосторонне и многопланово, оно содержит стимулы для развития самых различных философских направлений. Все зависит от того, какую из граней его учения положить в основу своего философствования. Пожалуй, первым, кто по достоинству оценил декартовское методическое сомнение, был Эдмунд Гуссерль. Метод сомнения Декарта был преобразован им в феноменологическую редукцию, которая в соединении с учением об интенциональном строении сознания и учением о внутреннем сознании времени повела к обнаружению трансцендентального эго, включающего в свой состав изначальный аподиктически данный мир феноменов, и созданию трансцендентальной феноменологии как науки об этом эго (эгологии). Первым вариантом трансцендентальной философии была, как известно, критическая философия Канта, и Гуссерль, разрабатывая свои феноменологические поступления, разумеется, принимал ее во внимание. Но Кант не обращался к декартовскому методу сомнения, он шел к трансцендентализму своим путем. Что касается Гуссерля, то он видел смысл своей философской деятельности в борьбе с релятивизмом и скептицизмом. Ему хотелось разгрести нагромождения относительных, проблематических и сомнительных истин и найти истины абсолютные, аподиктические и несомненные. По рецепту Декарта, он решил подвергнуть сомнению все, что только можно, с тем чтобы посмотреть, не останется ли чего-либо такого, в чем усомниться нельзя. Гуссерль внес некоторые уточнения в процедуру методического сомнения Декарта. Как и

^{35 Там же. Т. 2. С. 21—22.}