Разыскания истины

В этом же коренится все то поразительное разнообразие, которое мы видим в наклонностях людей. Одни очень любят музыку, другие к ней равнодушны, и даже между теми, которые любят музыку, одни любят один род ее, другие — другой, сообразно почти бесконечному разнообразию фибр слухового нерва, разнообразию в количестве крови и жизненных духов. Какая разница, например, между музыкой французской, итальянской, музыкой китайцев и других народов, а следовательно, как различен вкус у разных народов к различным родам музыки? Случается даже, что одни и те же концерты в разное время производят весьма различное впечатление, ибо когда воображение возбуждено от множества двигающихся жизненных духов, тогда гораздо приятнее слушать музыку шумную, в которой много диссонансов, чем музыку более тихую и более согласную с правилами и математическою точностью. Опыт это доказывает, и нетрудно указать причину этого.

То же относится и к запахам. Тот, кто любит флёр д'оранж, быть может, не выносит запаха розы, другие же — обратно.

Что касается вкусовых ощущений, то они так же разнообразны, как и остальные ощущения. Только совершенно различные соуса, могут нравиться одинаково разным лицам или одному и тому же лицу в разное время. Один любит сладкое, другой любит кислое. Один находит вино вкусным, другой его терпеть не может, один и тот же человек в здоровом состоянии находит его вкусным, во время лихорадки находит его горьким. Однако все люди любят удовольствия, все они любят приятные ощущения, все они одинаково к ним стремятся. Следовательно, из того, что они не равно любят одни и те же предметы, уже следует, что они не получают от них одинаковых ощущений.

Поэтому, если кто-нибудь говорит, что он любит сладкое, то это значит, что ощущение сладкого ему приятно, и если другой говорит, что сладкого не любит, то, в сущности, это значит, что он не имеет того ощущения, которое имел тот, кто любит сладкое. Стало быть, когда он говорит, что не любит сладкого, то это не значит, что он не любит того ощущения, какое любит другой, но значит только, что он его не имеет. Следовательно, когда говорят, что не любят сладкого, то говорят неправильно, следовало бы говорить, что не любишь сахара, меда и т. п., которых все находят сладкими и вкусными, и что не находишь в них того же вкуса, как другие, потому что фибры языка иначе устроены.

Вот пример более наглядный: положим, что между двадцатью лицами у одного озябли руки, и он не знает слов, принятых во Франции для обозначения ощущений тепла и холода, у всех же остальных, наоборот, руки очень теплые. Если — предположим, дело происходит зимою — им всем принести для мытья тепловатой воды, то те, у кого руки очень теплые, обмывая их по очереди, сказали бы: «Какая холодная вода, как неприятно», — но, когда дошла бы очередь мыться до последнего, у которого руки озябли, то он, напротив, сказал бы: «Не знаю, почему вы не любите холодной воды, что касается меня, то мне доставляет удовольствие чувствовать холод и мыться».

Ясно из этого примера, что когда последний сказал бы: «Я люблю холод», — то это означало бы не что иное, как то, что он любит тепло и ощущает его в то время, когда другие чувствуют холод.

Поэтому, если кто-нибудь говорит: «Я люблю все горькое и терпеть не могу сладостей», — то это значит лишь, что он не имеет одинаковых ощущений с теми, которые говорят, что они любят сладости и им противно все горькое.

Итак, несомненно, что ощущение, которое приятно кому-нибудь, будет также приятно и всем тем, кто его чувствует, но одни и те же предметы не вызывают его во всех людях, по причине различного устройства их органов чувств, это в высшей степени важно и в телесном и в душевном отношении.

VI. На это можно сделать только одно возражение, которое, однако, очень легко опровергнуть, именно: случается иногда, что люди, которые чрезвычайно любили известные кушанья, доходят, наконец, до отвращения к ним, или потому, что во время еды неожиданно для себя нашли в них какую-нибудь нечистоту, или потому, что заболели, покушав их не в меру, или, наконец, в силу других причин. Этим людям, скажут нам, не нравятся более те самые ощущения, которые им нравились прежде, ибо, ведь, они получают и теперь те же ощущения, когда едят эти кушанья, а между тем они им теперь неприятны.