Разыскания истины

Чтобы ответить на это возражение, следует обратить внимание на то, что когда эти лица пробуют кушанья, к которым они возымели такое отвращение, то они имеют два весьма различных ощущения в одно и то же время. Они имеют ощущение того кушанья, которое едят, — это предполагается в возражении, — и у них есть еще другое ощущение, ощущение отвращения, которое вызвано, например, тем, что они живо представляют себе ту нечистоту, которую видели в пище. Причина этого лежит в том, что раз в мозгу произошли одновременно два движения, то потом уже ни одно из них не может возникнуть, не вызвав другого, по крайней мере, до тех пор, пока после первого одновременного появления их в мозгу не прошел значительный промежуток времени. Следовательно, так как приятное ощущение не возникает никогда без этого другого неприятного ощущения, и так как мы рассматриваем как одну вещь вещи, которые совершаются одновременно, то мы воображаем, что ощущение, которое некогда было приятно, перестало быть таковым. Между тем, если бы оно оставалось все тем же, то оно необходимо должно быть всегда приятно. Стало быть, если мы воображаем, что оно перестало быть приятным, то это потому, что оно соединилось и слилось с другим ощущением, и это последнее причиняет отвращение, перевешивающее удовольствие, получаемое от первого.

Труднее доказать, что цвета и некоторые другие ощущения, которые я назвал слабыми и бледными, неодинаковы у всех людей, потому что все эти ощущения так мало затрагивают душу, что нельзя решить — как это возможно при вкусовых и других более сильных и ярких ощущениях, — которые из них приятнее другого, и нельзя, таким образом, распознавать разницу в ощущениях различных лиц по удовольствию или отвращению, связанными с ними. Тем не менее те же самые основания, при посредстве которых мы доказали, что прочие ощущения неодинаковы у различных лиц, заставляют нас признать также, что подобное свойство находит место и в цветовых ощущениях. В самом деле, нельзя сомневаться в том, что у различных лиц органы зрения весьма различно устроены, так же как органы слуха и вкуса, ибо нет никакого основания предполагать, чтобы устройство зрительного нерва у всех людей было совершенно одинаково: во всех делах природы существует бесконечное разнообразие, а особенно в вещах материальных. Итак, есть вероятность думать, что цвета одних и тех же предметов не кажутся всем людям одинаковыми.

Однако я думаю, что не бывает никогда или почти никогда, чтобы черное или белое казалось кому-нибудь другого цвета, чем нам, хотя бы оно и могло казаться ему не в одинаковой с нами степени белым или черным. Но, что касается средних цветов, как-то: красного, желтого и голубого, а особенно, тех, которые составлены из этих трех, — то я думаю, что очень немногие лица получают совершенно одинаковое ощущение от них. Ибо встречается иногда люди, которым известные тела кажутся, например, желтого цвета, когда они смотрят на них одним глазом, и зеленого или голубого цвета, когда они смотрят другим. Между тем, если предположить, что эти люди родились кривыми или что их глаза устроены таким образом, что им кажется голубым то, что обычно называется зеленым, то они думали бы, что видят предметы, окрашенными в те же цвета, какие мы видим, потому что они всегда слышали бы слово «зеленый» в приложении к тому, что им кажется голубым.

Можно было бы доказать, что одни и те же предметы не кажутся всем людям одного цвета, также и основываясь на том, что, по наблюдениям некоторых, одни и те же цвета не нравятся одинаково всем людям, тогда как, если бы ощущения, получаемые от этих предметов, были одинаковы, то они в одинаковой степени нравились бы всем людям. Но так как против этого доказательства можно сделать очень веские возражения, опирающиеся на мой ответ на предыдущее возражение, то мы не считаем его настолько основательным, чтобы приводить его здесь.

В самом деле, довольно редко один цвет нравится гораздо больше другого, подобно тому как одно вкусовое ощущение нравится гораздо больше другого. Причина лежит в том, что цветовые ощущения не даны нам для того, чтобы решать, пригодны или нет данные тела нам в пищу. Указателями этого последнего служат удовольствие и страдание, которые являются характерными признаками добра и зла. Предметы же, рассматриваемые только со стороны их цвета, не будут ни хороши, ни вредны для еды. Если бы предметы казались нам приятными или неприятными постольку, поскольку они были бы окрашены в тот или другой цвет, то созерцание их всегда сопровождалось бы движением жизненных духов, которое, с своей стороны, возбуждает и вызывает страсти, потому что нельзя действовать на душу, не волнуя ее.