Разыскания о начале Руси. Вместо введения в русскую историю

В числе главных оснований моей теории о происхождении руси находится положение, что «византийцы нигде не смешивают русь с варягами». В.Г. Васильевский в начале своего исследования о византийских варангах заявил, что он не считает себя компетентным в вопросе о происхождении руси и не намерен вмешиваться в спор, снова мною поднятый. Он задался только мыслию доказать, что служебные византийские варяги в XI в. были не что иное, как славянская, православная русь. Если бы автор сохранил заявленный им нейтралитет, едва ли мне пришлось бы печатно разбирать его исследование. Мои выводы главным образом опираются на писателей IX и X вв., каковы преимущественно патриарх Фотий, Константин Багрянородный и Лев Диакон, то есть на современников той самой руси, которую норманисты считают чисто норманнскою. Притом основное положение г. Васильевского (славянство самих варангов в XI в.) не только не служит каким-либо подтверждением для моих противников норманистов; наоборот, оно, если бы было верно, могло послужить подкреплением для тех ученых, которые производили и производят русь от балтийских славян.

Ясно, кажется, что мне не было особой нужды употреблять свое время на опровержение нового взгляда по отношению к византийским варангам. Но В.Г. Васильевскому в течение своего исследования угодно было радикально изменить свое отношение к предмету спора. В ноябрьской книжке Журнала Министерства народного просвещения за 1874 г. он заявляет о своем нейтралитете и даже обнаруживает наклонности к антинорманизму, что и естественно, если взять во внимание его основной вывод. В февральской книжке 1875 г. он начинает покидать свой нейтралитет в пользу норманизма; а в мартовской уже является решительным приверженцем норманнской теории, говоря, что он не желает расходиться с наукою. Каким образом он соглашает свой норманизм с главным выводом своего исследования, этого мы не знаем. Но вследствие нарушенного нейтралитета я не счел удобным оставлять без разбора это исследование. Обращу внимание читателей на следующее обстоятельство. Пишется историческое исследование со всеми внешними признаками ученой добросовестности, с постоянными и критическими ссылками на источники и с обильными из них выдержками. А в конце своего труда исследователь провозглашает, что моя теория есть только неудачная попытка поколебать норманнскую систему, прочно утвержденную на научных столпах. Много ли нашлось читателей, которые взяли на себя труд вникнуть в сущность исследования и поняли, что между нею и только что приведенным заявлением нет ничего общего; что автор его не прибавил ни одного доказательства в пользу норманнской теории; а между тем провозглашает ее непоколебимость, как будто речь идет о простой подаче голосов для решения весьма сложных научных вопросов.

В ответ на рецензию мой оппонент снова не прибавляет ни одной черты в пользу норманизма и тем не менее снова провозглашает, что моя теория есть не более как заблуждение и что на стороне моих противников «все преимущества метода и научности». Интересно было бы знать, кто уполномочил В.Г. Васильевского голословно говорить от лица науки в данном случае? Ответ на этот вопрос можно найти в его собственных статьях. Едва ли мы ошибемся, если скажем, что уполномочил его главным образом многоуважаемый А.А. Куник. В упомянутой выше февральской книжке исследователь упоминает о «приятном внимании» к его труду со стороны А.А. Куника; последний сообщил ему, тогда еще не вышедшую из печати, свою статью, приложенную к «Каспию» академика Дорна. В этой статье А.А. Куник, по замечанию г. Васильевского, наносит сильные удары противникам норманнской теории. В «Ответе» он опять упоминает об А.А. Кунике: последний сообщил ему сведение, с помощью которого оппонент устраивает упомянутую выше мнимую западню.