Если обратимся к другому ряду доказательств тюрко-финской теории, к обычаям, то и здесь найдем, что эти доказательства набросаны поверхностно, имеют только подобие научных приемов и лишены всестороннего, критического рассмотрения. Вот в каком виде они изложены у Шафарика. «Равномерно образ жизни и обычаи природных булгарских государей решительно не славянские, напр. принесение людей и зверей в жертву богам, священное омовение ног в море, множество жен, падающих при виде князя ниц наземь лицом и славящих его, несение впереди войска конского хвоста вместо знамени, клятва на обнаженном мече и рассечение при этом собак на части, употребление человеческих черепов вместо чаш, биение пойманного вора дубиной по голове и бодание железными кривыми крюками в ребра, ношение широких шаровар по обычаю турков, сиденье, поджав колена, задом на пятах (по обычаю персов), предпочтение левой стороны правой как почетного места».
Ныне доказано, что для решения этнографических вопросов сходство и различие обычаев представляют самую слабую основу; что общие черты быта и религии могут встречаться у народов не только не родственных по происхождению, но даже живущих в совершенно разных частях света и не имеющих никаких сношений между собою. Поэтому доказательства подобного рода надобно строить с большою осмотрительностью и отличать существенные, действительно родственные черты от общих, принадлежащих не только известной народности, сколько известной степени гражданственности или влиянию одного народа на другие соседние и особенно на покоренные. Поборники тунмано-энгелевой теории, во-первых, не обратили внимания на весьма ясные свидетельства источников. Общие черты встречаем уже у Аммиана Марцеллина при описании быта и характера гуннов и алан: аланы («древние Массагеты», поясняет Аммиан) такой же кочевой, конный и воинственный народ, как и гунны. Мало того, у алан находим черты, прямо тождественные с краснокожими дикарями Нового Света, например скальпирование неприятельских голов. Однако аланы никоим образом не могут быть отнесены к монгольским и татарским племенам, с понятием которых мы привыкли связывать представление о кочевом, конном народе. Любимый напиток татаро-монгольских кочевников составляет кумыс, или кобылье молоко: но, как известно, древние литовцы и сарматы также употребляли этот напиток. Тот же Аммиан, восхищаясь храбростью алан, объясняет воинственный характер персов тем, что они родственного происхождения со скифами-аланами (другие писатели называют алан сарматами); этим свидетельством положительно решается вопрос о принадлежности последних к арийской семье. А болгары вышли именно из той страны и из той группы народов, которую Аммиан описывает в IV в. под общим именем алан, обитавших за Доном и Азовским морем, и мы имеем полное право заключить, что болгары принадлежали к скифо-сармато-аланской группе.
Далее, Прокопий, описывая нравы склавин и антов, говорит: «Они ведут образ жизни суровый и грубый, как массагеты; и подобно последним покрыты грязью и всякою нечистотою; злые и лукавые люди между ними очень редки; но при своем простосердечии они имеют гуннские нравы» (De Bello Goth. 1. III. с. 14). Какого же более ясного свидетельства можно требовать от источников, чтобы видеть всю несостоятельность упомянутых доводов? Склавины и анты, то есть дунайские и русские славяне, имеют гуннские нравы. А известно, что Прокопий под именем гуннов разумеет преимущественно болгарские племена, которые в его время играли едва не главную роль в политических отношениях империи со стороны дунайской границы, и для нас совершенно понятно постоянное сопоставление с ними антов и придунайских склавинов. В рассказах его о нападениях на империю мы обыкновенно встречаем то раздельно, то в совокупности эти три народа: гунны, анты и склавины. В его описании войн вандальской и готской в числе вспомогательных или наемных войск опять встречаются те же гунны, анты и склавины; они преимущественно упоминаются в качестве отличных конников и стрелков. Общее или родовое название гуннов, как мы уже говорили, заменяется у Прокопия иногда видовыми именами кутургуров и утургуров, а иногда другим общим названием массагетов. (Припомним, что Аммиан массагетами называет алан.) Итак, о сходстве бытовых черт у славян и у болгар мы имеем положительное свидетельство Прокопия, который сам видел их и мог наблюдать их нравы, сопровождая Велизария в его походах. Следовательно, и с этой стороны, на которую, повторяем, можно опираться весьма условно и осмотрительно, источники говорят совсем не в пользу тюрко-финской теории.