Разыскивается невиновный

И снова — имя, фамилия... Малозначащие, формальные вопросы-ответы. Жудягин записывал их, перебирая в уме варианты начала разговора. На душевную откровенность рассчитывать не стоит: вон как подобрался, напрягся парень. Может, с ним пожестче, чтоб прочувствовал серьезность ситуации? Впрочем, он и без того... Нет, нужно спокойно, спокойней и суше...

— Что вы, Шамара, можете сообщить по поводу происшедшего сегодняшней ночью?

Радист мимолетно усмехнулся.

— Я уехал вечером, а вернулся утром. Знаю с чужих слов.

Стоило его сразу осадить, но Антон решил не натягивать вожжи, не сбиваться с официального, полубезразличного тона.

— Хорошо. Вас, предположим, на станции не было. Как же вы объясняете гибель Михальникова?

Ответ, казалось, лежал у Шамары на кончике языка.

— Самоубийство по пьянке. — Он тряхнул золотистой шевелюрой, глянул в глаза Жудягину и тотчас отвел взгляд. — Наш начальник был без пяти минут шизик, тридцать лет в Каракумах — не баран чихал... Пил, весь мир ненавидел — в общем, к тому шло. У нас, в песках, алкаши долго не живут. А он — вон сколько тянул!

— Не очень-то вы его жаловали, — заметил Антон.

— Да, его никто не любил. Терпеть не могли. Работал он кое-как, из-за него премии накрывались. А людей — нас то есть, ну и чабанов, шоферов, кто заглянет — он в грош не ставил. Презирал, что ли?.. Ни друзей, ни товарищей, ни родни — прямо бирюк.

— Считаете, что он был предрасположен к самоубийству?

Голос следователя бесцветен и вял. Уткнувшись большим носом в бумагу, он все строчил и строчил.

— Считаю. Я и раньше думал, что когда-нибудь он с собой кончит. Одному человеку не выжить в песках, нужен всегда еще кто-то. А он на этом кыре часами сидел, думы думал. Видать, и чокнулся. В последние дни он был угрюмый, после приезда Бориса...

Шамара говорил все увереннее. Вот уже и локоть на стол положил. «Это хорошо, — думал Жудягин, — пусть раскрепостится. Иначе не разговоришь — осторожен. И чуток...».

Антон перевел разговор на личность Бориса Князева и опять почерпнул немногое. Владимир Шамара почти ничего не знал о госте: ни о том, зачем тот приезжал к Михальникову, ни кто он такой и откуда. Зато он подробно описал внешность Князева и сообщил номер поезда и вагона, в котором тот уехал. Поездка на станцию обошлась Володе недешево: пришлось на обратном пути проторчать в песках из-за поломки. Километрах в восьми от метеостанции.

Взглянув на часы, Жудягин прикинул, что поезд должен прибыть в Ашхабад через полтора часа.

— Сейчас вы сделаете вот что, — сказал он, немного подумав. — Приведете в рабочее состояние радиостанцию, и, когда вас вызовут, передадите радиограмму. Я дам текст... минут через пять. А пока подпишите — вот здесь...

Словно пружина подкинула Володю с табурета. Но подпись он вывел без спешки, с игривым росчерком.

— Могу идти? — чуть каблуками не щелкнул.

— Можете, — скучно сказал Антон и таким же тоном добавил: — Потом продолжим. Вы проясните мне насчет Сапара.

— Что насчет Сапара?! — Володя повернулся резче, чем ему бы хотелось.

— Отчего он проснулся среди ночи, — пробормотал Жудягин, собирая бумаги. — Идите, это потом...

Радист бросил на него с порога испытующий взгляд и нехотя вышел.

На листке, вырванном из тетради, Антон набросал радиограмму Ашхабадскому линейному отделу милиции о необходимости задержать пассажира шестнадцатого вагона поезда Москва — Ашхабад Б. Князева, который является важным свидетелем по делу о смерти В. П. Михальникова. Далее следовали приметы Князева, должность и подпись Жудягина.

Вторую радиограмму он адресовал Гидрометцентру: попросил прислать на время следствия радиста.

9

Он еще правил свою записочку, уточняя словесный портрет, когда шумно вошел Текебай Чарыев. Судя по прищуру и лихости, с какой инспектор плюхнулся на койку, он был весьма доволен собой.

— Что-то новенькое? — спросил Антон скромно.

— Не что-то, а много новенького. — Текебай встал, хрустнул мускулами. — Колея мотоцикла тройная.

— Как это — тройная? — Жудягин недоуменно поправил очки.

— Некто приехал на метеостанцию. Потом вернулся по своему следу на несколько километров в пески, разобрал зачем-то мотор, накапал маслом. Сжег рубашку. И по тому же следу вернулся на станцию.

Голос Чарыева слегка звенел.

— Это называется «скидкой», — пробормотал Жудягин.

— Что-о?

— Зайцы так у нас в России хитрят. По своему следу возвращаются.

Текебай рассмеялся и потер лоб.

— А у нас это называется мастерить себе алиби! — воскликнул он. — Зачем человеку мудрить, если невиновен, а? Что скажешь, товарищ следователь?

— У меня тоже намек проклюнулся. Сапар проговорился, что Шамара знает, отчего он ночью проснулся. Но темнит. То ли боится, то ли любя покрывает. Не пойму.

— Так-так, — оживился инспектор. — От шума мотоцикла Шамары он и проснулся. А остальные что — этот тощий и девчонка?

— Еще не допрашивал. Да, Теке, — Антон озабоченно потрогал очки, — тут какой-то тип... вроде бы брат Айны объявился. Тоже на мотоцикле. Расспроси Сапара. И вот это, смотри!

Он протянул Чарыеву листок с радиограммой о Князеве.