Разыскивается невиновный

Через час инспектор угрозыска Чарыев уже мерно похрапывал, раскинув короткие сильные руки на кошмах у Сапара. А Жудягин все ворочался на скрипучей раскладушке под бархатно-черным небом Каракумов. Не от жары — в сентябре ночи в пустыне уже прохладны. Свет звезд — их здесь видно много больше, чем в России, да и крупнее они — пробивался через закрытые веки, мешал уснуть. А спать Антон мог только на спине — привычка с детских лет. Оттого очки снимать на ночь не было нужды. Он очень устал сегодня и намеревался встать с рассветом, а сон все не шел. В голове громоздилась всякая чушь. Он старательно гнал все мысли о деле, которым сейчас занимался, потому что наверняка знал: если будет думать о нем, не уснет. Но перед глазами все время всплывали заплаканное лицо девушки, простыни на песке, следы, мокрая от пота спина Кульджанова, барханы... И еще мешали тихие всхлипывания, что доносились из домика, где осталась Айна.

Все же он забылся и какое-то время пробыл в полудреме — наверное, не меньше двух или трех часов. Очнулся Антон, когда вокруг было тихо и темно — лишь в окне радиорубки желтела лампочка, питаемая аккумулятором. Звездное небо, ничуть не посветлев, висело над пустыней, и только Орион — любимое созвездие Антона — сверкал уже не над головой, а над круглой крышей юрты.

«Отчего же я проснулся?» — подумал Жудягин, уверенный, что его что-то разбудило. Он прислушался. Легонько похрапывал в юрте Текебай, а может, Сапар, звенело в ушах — верный признак подкрадывающейся гипертонии. Он сел, скрежетнув раскладушкой, машинально нащупал под подушкой пистолет.

«Похожу. Все едино не уснуть, — решил Антон. — Глядишь, и нагуляю сон».

Нещадно хрустя песком, он подошел к домику со стороны, где жили Володя с Айной, и замер, прислушиваясь: вроде бы не плачет, должно быть, уснула. Ни звука не доносилось из окна, за которым спал Юрий Огурчинский. Антон вернулся к раскладушке, потом заглянул в окно радиостанции. Там был рыжеватый полумрак — и никого.

И тут Антон различил звуки осторожных шагов.

Инстинктивно он прижался к стене и чуть отодвинулся от окна, чтоб даже слабенький отсвет его не выдал.

Какой-то человек приближался со стороны метеоплощадки. В кромешной тьме нечего было и стараться разглядеть, кто это, но, судя по шагам, он вот-вот должен был пройти мимо окна радиостанции. Антон решил молча ждать.

Человек шел прямо на него, а точнее — к окну, в полутора метрах от которого замер Жудягин. Смутный силуэт выделился из темноты, человек взялся обеими руками за раму и заглянул в окно радиостанции. Антон чуть не рассмеялся: в двух шагах от него, вытянув тонкую шею, пялился в окно Юрий Огурчинский. Чтоб досмерти не испугать очкарика, Жудягин не стал его окликать, а лишь переступил с ноги на ногу и тихонько откашлялся.

Огурчинский шарахнулся от окна.

— Кто здесь?! — крикнул он срывающимся голосом.

— Следователь, — как можно спокойнее отозвался Жудягин. — Почему не спите?

— А вы? — уже знакомая Антону недоброжелательность звучала в этом ответе.

— Не забывайтесь, Огурчинский. Я не из детского любопытства спросил. Куда вы ходили?

— Гулял. А что?

— А то, что врете. Вы ходили на кыр?

— Нет!

Слишком поспешно произнес он это «нет!».

— Предположим. Куда же?

Они стояли в трех шагах друг от друга, но каждый видел лишь смутное очертание фигуры собеседника. Что выражает сейчас лицо Юрия? Испуг? Замешательство? Злое упрямство?

— Я требую, чтобы вы мне ответили, Огурчинский.

— На метеоплощадке был, — нехотя буркнул тот. — Снял показания.

— На ощупь? Почему без фонаря?

— Можно и без фонаря.

В кармане Юрия брякнули спички.

— Зажгите-ка, я посмотрю, что вы записали.

Огурчинский не пошевелился.

— Я так запомнил. Без записи, — послышался глуховатый голос.

— У вас, я гляжу, хорошая память.

— Хорошая. Еще что? — Он определенно набивался на конфликт.

— Когда сеанс радиосвязи?

— В три.

Светящийся циферблат часов следователя показывал половину второго.

— Почему вы так рано? Поспали бы еще часок.

— А вам какое дело? — окрысился из темноты Юрий. — Спали, не спали...

— А такое, что сеанса ночью не будет. Я его отменил. Вы об этом отлично знали.

— Значит, забыл. Мне можно идти?

— Идите. Но учтите, что я вам запрещаю бродить ночью.

— Учту.

Огурчинский и следом за ним Жудягин двинулись от здания радиорубки через двор. Тоненькие протяжные звуки, донесшиеся из комнаты Айны, заставили их одновременно остановиться.

— Что вы с ней сделали? — после паузы спросил Юрий.

— Думайте, потом говорите, — обрезал Антон.

— Послушайте, вы, гражданин следователь... — С какой же едкой ненавистью произнес актинометрист это слово «гражданин»! — Не трогайте вы хоть ее, не лезьте ей в душу! Если вы не садисты, отстаньте! Затравили девчонку, Шерлоки Холмсы шартаузские... Я бы...

— Вот что, Огурчинский, — сухо проговорил Антон. — Вы идите спать. И до утра. Ни к окну, ни к двери девушки не подходить, усвоили? Поплачет — перестанет, не ваша забота. У нее есть муж.

Второй раз Антон поймал его на этот крючок.

— Муж!.. — Юрий выругался. — Много вы... милиционеры... в людях понимаете. Он ей сейчас душу вынимает, этот гад...