Разыскивается невиновный

Антон снял очки, протер, затем провел платком по глазам, носу, лбу. Не было еще и признаков жары, а он начал потеть. Беда.

— Был я на кыре, — услышал он сдавленный голос радиста. — Я прибежал туда... Айну искал... Не нашел... Его там не было...

— Начальника метеостанции? — уточнил Жудягин.

— Да. Никого там не было... Я посветил фонариком, вижу — кровь. И понял, что тут неладное что-то... И решил в пески отъехать, чтоб вроде и не было меня здесь.

— У вас фонарик?

— Есть. Вот он...

Он вынул из кармана и положил на стол небольшой плоский фонарик на витом шнуре. Вероятно, Володя надевал его на шею, чтобы не занимать руки.

— Зачем же понадобилось жечь рубашку?

— Батарейку пожалел, — быстро ответил Володя. — Дефицит.

Он чуть приободрился, видя, с каким сочувствием следователь слушает его.

— А следы? Это вы их заметали?

— Я, рубашкой. Глупость, конечно... Но я, товарищ... гражданин следователь, был возбужден. И, честно говоря, испугался досмерти... Кровь — значит, драка, а то и хуже... Сразу подумал: кончил кто-то Старого. То есть Михальникова, мы его так промеж себя звали. На меня могут подумать. Ну, думаю, надо рвать отсюда...

— Вы же говорили раньше — самоубийство.

— Говорил. Он ведь, гражданин следователь...

— Вы же свидетель, Шамара. Можете пока обращаться без «гражданина...». Как все.

Вырвалось у него это «пока», надо же!

— Ага... Так вот, наш начальник — он ведь предатель, он партизан продал во время войны. Оттого и прятался в Каракумах. И места себе нигде не находил. Даже здесь... А когда Борис его нашел, он с лица почернел от страха... Вот я и думал: кончит он с собой. К тому шло...

— Погодите-ка... — Антон насторожился. — Насчет предательства... Вы о нем знаете со слов Бориса Князева, вашего гостя?

— Ну да.

— Кстати, уточните все-таки, зачем он приезжал? И откуда?

— Откуда — не знаю и зачем — толком не понял. Вроде его отец Старого разыскал... А уехал он от нас неожиданно: прихватил его аппендицит. Просил санитарный самолет вызвать, да Ста... то есть Михальников, не разрешил. Наверно, хотел, чтоб помер. Зачем ему такие, которые про него все знают? Борису-то отец рассказал... Бывший партизан.

— Странно, что вы, когда увидели кровь, не вспомнили об Айне, — задумчиво сказал Жудягин, потирая длинную переносицу. — И вообще: убежали, так и не узнав, что с женой. Жива ли? Может, убита, изнасилована, разбилась? Странно, Шамара.

— Зачем ее-то убивать? Кому надо? — не сдержался Володя. — Другое дело — Михальников.

Он запнулся.

— А Михальникова, значит, кому-то было надо убить? Скажем, Сапару, — с иронией подсказал Жудягин.

— А что? У Сапара на него вот такой зуб, — возбужденно заговорил Володя. — Жену Сапарову, казашку, начальник выставил — раз. Ну, это еще так, ладно. А если ночью Сапар услышал, что Старый за Айной гоняется, то... Я его попросил перед отъездом: проследи за женой. А Сапар, когда пьяный, — это дикий зверь, что хочешь, может. Теряет разум, как бешеный. А после ничего не помнит.

— Значит, можно записать, что Сапар Сапаркулиев...

— Я не говорю, что он, — перебил Шамара. — Я сказал только, что он тоже мог... Не исключено, в общем...

— Не исключено, — повторил Антон. — А Юрий? Исключено?

— Этот готов был Старого в ложке утопить! — со смешком воскликнул радист. — Начальник из него клоуна делал, а Юрик лапы грыз. Вы его тетрадочку поглядите, в столе у него, вроде дневника... Он в ней Старого двести раз уже приканчивал. Я разик заглянул в нее... нечаянно... Аж обомлел: вот так Юрик, думаю...

Володя даже головой тряхнул и руки развел, чтобы следователю яснее стало, как он тогда удивился.

— Что ж он не замел следы-то за собой? — заметил Антон.

— А я разве говорю, что это Юрик? — мгновенно возразил Володя. — Конечно, хлипкий он, наш очкарик... Хотя... столкнуть пьяного...

Он замолчал, поняв, что говорит не то: не следовало бы наталкивать милиционера на эту мысль, Жудягин и сам пришел бы к ней.

— Тогда уж и Айна... — негромко проговорил Жудягин. — Представьте: он хватает ее на краю обрыва, она его отталкивает... Разве невероятно? По-моему, вполне. Девушка она крепкая...

Владимир Шамара молчал, опять глядя куда-то мимо уха Жудягина. Он что-то прикидывал, оценивал, соображал. Пальцы его правой руки тихонько барабанили по столу, левая сжимала колено.

— Я не обязан искать вам убийцу, — наконец сказал он и впервые с открытой неприязнью взглянул в глаза следователю. — Вы милиция, вы и соображайте. Одно знаю — я его, слава богу, не трогал и даже не видел... Ничего больше сообщить не могу. Вот так.

— Конечно, конечно, — чуть ли не извиняющимся тоном пробормотал Жудягин, не сводя глаз с барабанящих пальцев Володи. — Конечно, вам важно, что это — не вы...

И вдруг, приподнявшись с табурета и подав тело вперед, но густо рявкнул:

— Руки на стол! Живо!!!

Радист вздрогнул и медленно положил ладони на шершавую фанеру. Он смотрел в поблескивающие очки следователя, как лягушонок на кобру.

Схватив его правую руку за запястье, следователь на секунду поднес ее к обгорелому носу и брезгливо бросил на стол.

Володя заметно побледнел.