Реализаты (СИ)

В ночь с первого на второе февраля две тысячи триста тридцать первого года под землю ушли Токио, Тиба, Осака и Йокогама — просто вывернулись, как снимаемая с руки перчатка, оставив на усыпанной снегом каменистой поверхности только зелёные проплешины парков и сеть каналов и рек.

Жилые и промышленные здания, наземные транспортные развязки и многоэтажные парковки флаеров, всё это в течение нескольких минут попросту стекло под землю, по пути бережно сохраняя кабели, коммуникации и обитающую внутри жизнь — не только шокированных людей, но и многочисленные равнодушные популяции насекомых и крыс.

Все те, кто в этот момент не спал, имели счастье наблюдать, как города буквально расплавились и впитались в мёрзлую землю.

Несколько минут после трансформации все они — многочисленные сменные дежурные, сторожа, студенты, любовники, посетители ночных баров и просто страдающие бессонницей — растеряно тупили, разглядывая сперва проявляющиеся в теперь уже мёртвых окнах собственные отражения, а затем — проступающие сквозь них сюрреалистические голографические пейзажи.

Тем временем на поверхности происходили не менее интересные вещи. Тучи висящих в воздухе разноцветных рекламных баннеров и аэроразметка как-то одновременно потухли, сникли и с тихим шорохом ссыпались вниз мелким разноцветным песком. Текущие между ними в воздухе густые реки маленьких красных флаеров, сбитые с толку внезапным дрейфом прежних конечных координат, дружно дрогнули и заколыхались в чёрном обесточенном небе в поисках новых.

В бывшем Токио, на перилах каменного моста через Аракаву сидел, нахохлившись, огромный седой ворон.

Вода в ночной реке была густо чёрной, и такими же чёрными были бусины птичьих глаз. Что в глазах, что в воде отражались висящие в пустоте звёзды, маленькие дрожащие флаеры и усыпанная огнями человеческих баз Луна.

Рядом с ним, держась тоненькими ручками за те же каменные перила, стояла девушка, почти девочка.

— Ты только полюбуйся, — сказала она.

— Да вижу, вижу, — проворчала птица. — Теперь осталось придумать, чем всё это заполнить.

Ворон переступил с лапы на лапу и шумно, почти по-человечески закряхтел.

— Вот с чем теперь идти в эту тишину?

— Что ты как маленький? — сказала девочка. — Что у тебя есть, с тем и ходи.

Она приподняла руки над перилами и потёрла ладони друг о дружку, стряхивая в чёрную воду налипший на них песок.

— Эй, эй! Это ты кого сейчас туда натрусил? — возмутилась птица.

— Никого, — засмеялась девушка. — Там и так копошатся целые полчища.

Ворон поспешно наклонил голову и подозрительно посмотрел вниз, под мост, в чёрную воду.

— Ну, что не так?

— Да всё так, — печально вздохнул он, снова взъерошивая перья и переступая с лапы на лапу. — Вот только я плохо переношу все эти пертурбации, ты же знаешь.

— Ой, ну хватит ворчать, — улыбнулась девушка, показав маленькие острые зубки.

Глаза на её узком бледном лице стали больше и темнее, а само лицо вытянулось, принимая черты юного морфа.

— Жизнь — это вообще сплошные метаморфозы.

— Когда оно само, я обычно не чувствую себя виноватым, — сокрушённо покачал головой нахохленный ворон.

— Так ведь оно всегда само, просто иногда привлекает и тебя для массовки, — снова усмехнулся юный морф.

Теперь он напоминал девушку разве что накинутым на узкие плечи цветным женским пончо.

— Иногда мне кажется, что вы, дети, убийственно холодны и бездушны.

— А вот ты возьми и научи любить, — пожал плечами морф.

Ворон покосился на него одним глазом, почти по-человечески хмыкнул и, взмахнув крыльями, полетел почти над самой водой в сторону ушедшего под землю космопорта Ханэда.

— Ты там любуйся, любуйся, — донеслось издалека. — Только очень надолго не затягивай. За тобой ещё доставка недоставленных флаеров.

Оставшийся на мосту морф внимательно осмотрел всё ещё колышущиеся высоко в ночном небе яркие красные точки, сосредоточился, рассылая им нужные координаты, после чего зевнул, снял пончо, взобрался на каменные перила и спрыгнул вниз.

Реальность в очередной раз бесшумно вздрогнула, перевоплощаясь, и вместо морфа до воды долетела уже бледно-жёлтая, с большими светлыми пятнами неправильной формы, крупная сильная кунджа.

55. 2331 год. Бенжи

Ночью на улице шёл снег, — мелкая густая крупка. Его не было видно, но было отчётливо слышно, как он шуршит по тонкой косой крыше и металлическому косому отливу.

Кровать, на которой они лежали, совсем не походила на монастырскую койку — она была большой, двуспальной, с красивым шёлковым бельём, двумя выкатными ящиками и вычурным кованым изголовьем.

Бенжи растянулся на ней по диагонали, закинув скрещённые ноги на изголовье и свесив свою терракотовую голову к полу.

— Меня уже начинает тошнить от ожидания, — сказала Ая.

Голова её тоже почти доставала пола, но только с другой стороны кровати.

— И чего ты ждёшь?

— Финала событий.

Бенжи перекатился на кровати и притянул Аю к себе, оказавшись с ней лицом к лицу.

— Уж очень все они относительны, эти финалы, — сказал он, слегка касаясь губами мягких человеческих губ. — Тогда уж жди вовлечения.