Реализаты (СИ)

— Х… Хаф! По-человечески может попробовать только мальчик, — усмехнулся один из них.

— Люди, приезжавшие сюда до нас, искали здесь чудеса, — сказала Ая, садясь на землю на куртине засохшей травы у дороги прямо на самой вершине. — Наверное, нам надо не совсем оно. Посидим?

Джита молча сняла со спины ханг, после чего, бережно обнимая руками живот, села рядом с Аей, поджала ноги и положила на них инструмент.

Мэтт остался стоять — ни дать ни взять маленький Будда.

Лисы переглянулись.

— Кхм, — подал голос Бенжи. — Я тут вот что подумал: не то, чтобы всё это было глупо… просто вряд ли оно вообще возможно — сформулировать словами истинные потребности. Слова несовершенны, а любая знаковая система убога в принципе — для того, чтобы описать истинное положение вещей, нужно его исказить.

Он сел между Аей и лисами.

— Замедлить, схематизировать…

— Дзанг… — тихо перебил его ханг. — Дзанг-дзанг-дзанг-дзанг…

51. 2331 год. Время чудес

Чудачества морфов, как калейдоскопом, многократно умноженные механизмом глобального головидения, стали началом времени волшебства.

Малая птицефабрика Скворицы вошла в волшебство в ночь с шестнадцатого на семнадцатое января две тысячи триста тридцать первого года.

Утренняя смена в виде оператора Леночки, электромеханика Гарика и трёх сортировщиц, явившаяся к восьми утра семнадцатого, обнаружила вместо старых знакомых инкубаторов, блочных клетей и конвейеров многоэтажные инженерные системы непонятного назначения и полное отсутствие птиц.

Накрывшая производственные цеха тишина была такой гулкой и неестественной, что даже вызывала неловкость.

— Это что ещё за… хохлома?! — выразил всеобщее изумление Гарик, опуская на пол сумку со сменной робой. — По-моему, я всё ещё сплю. Ущипните меня кто-нибудь!

Выросшие во всю длину цеха тонкие металлические стеллажи были похожи на причудливые резные соты для тамагочи.

Леночка аккуратно обошла Гарика и пошла вдоль этих стен с открытым от удивления ртом.

— Я так думаю, что это какой-то хитроумный биореактор! — крикнула она, обернувшись, из самого конца зала. — И предназначен он для выращивания мяса без участия животных. Наверное, надо поставить кого-нибудь в известность…

— Наверное, — согласился Гарик, глядя на выпучивших глаза сортировщиц и с ужасом думая о том, что выглядит сейчас ничем не лучше их. — Звони.

Весь день — и до приезда начальства, и после — они с Леночкой занимались расшифровкой выгравированных во всевозможных местах схем, стараясь ничего не трогать — чтобы, не дай бог, ничего не сломать.

Как оказалось, сложная система тонких кислородных рукавчиков, которой были связаны между собой "соты", пронизывала насквозь все пятнадцать цехов бывшей птицефабрики и уходила наверх, на живую зелёную крышу, а заплетённые в длинные косы тонкие низковольтные провода — в расписанную трёхмерной координатной сеткой операторскую.

— Да я ни в жизнь не починю это, вздумай оно сломаться! — сокрушался Гарик, когда они с Леночкой ползали на коленях в широких коридорных воздуховодах среди кружевных электрических сетей и пьянели от гуляющего там кислорода. — Да разве же это чинится при помощи гаечных ключей и традиционной матери?!

— Ага! — соглашалась Леночка. — Ни единого тебе транзюка, ни уси, ни кондейчика, по напругам полнейшая свистопляска, какого-нибудь паршивенького диодика и то нет, одни какие-то волосы! Даже компаратор в операторской и тот похож на чупакабру!

А потом, ближе к обеду, прямо перед приездом областного начальства, в одном из цехов случился небольшой коллапс: содержимое ячеек в виде нескольких тонн свежего куриного филе оказалось на полу, в проходящем вдоль стен широком эмалированном кювете, а в дальнем углу цеха проснулась и загудела спящая до сих пор канализация.

Подъехавшее к этому времени начальство только озадаченно развело руками:

— Ребята, вы — пятые.

Ещё восемь часов Гарик с Леночкой просидели в операторской, разгребая и сортируя выходные данные: координаты, оптимумы микроклимата клеточных инкубаторов и периодичность сброса того, что подлежало сбросу.

Поздно вечером, уже часа через четыре после того, как закончился рабочий день, Гарик, окрылённый почти наступившей полночью, напросился отвезти девушку домой.

Стоящий в дальнем конце стоянки флаер послушно фыркнул и заурчал, включаясь. Гарик запустил машину, развернул её на юг и наддал газ…

И ничего не произошло: электроника возмущённо пискнула, флаер сурово чихнул и вырубился.

— Чёртов драндулет! — выругался Гарик, недоумевающе оглядывая не столько кабину, сколько сгустившийся в ней мрак. — Только этого не хватало!

— Это не флаер, — прошептала Леночка. — Ты только посмотри! — и сама наклонилась вперёд, пытаясь в полукруглое лобовое стекло разглядеть в темноте то, что должно было бы быть небом.

Ночное небо, белое от огромной, многотысячной тучи летящих над Ижорой на запад чаек, шевелилось и колыхалось, как живое.

— О, чёрт… — нервно хохотнул Гарик. — Я бы не удивился, если бы это оказались бывшие куры…

52. 2331 год. Гонггар, гомпа