– А тебе только того и надо, да? – выпалила я. – Тебе только и надо, чтобы я отказалась от своей мечты! Чтобы нашла какую-нибудь унылую работу, которая никогда не будет приносить мне удовлетворения, а потом и вовсе бросила работать, засела бы дома с детьми и говорила: ой, да знаете, я и не скучаю по работе, ведь дело по душе я себе так и не нашла. Ты считаешь, что любая женщина должна жить именно так, верно? Это и есть твое заветное желание? Удивительно, учитывая, что именно так жила твоя мама и ты ее за это презираешь!
Я не уловила, в каком порядке все произошло.
Он надвинулся на меня.
Рявкнул:
– Не смей так со мной разговаривать, поняла? Не смей так рассуждать о моей семье!
И сделал какое-то мимолетное движение рукой – то ли взмахнул, то ли замахнулся. Я отшатнулась и услышала собственный крик: не надо, не надо! И он замер, и я замерла, и мгновение мы просто смотрели друг на друга, словно оба забыли, какие там у нас дальше реплики по сценарию. Он открыл было рот, но снова сжал губы и отошел.
Я постояла посреди комнаты, пытаясь выровнять дыхание, потом двинулась за ним. Он был в спальне, стоял, прижавшись лбом к стеклу. Даже головы ко мне не повернул. Я остановилась, глядя на него, не зная, что делать, а он сказал:
– Я бы никогда не ударил тебя, Анна. Почему ты так испугалась? Я не собирался тебя бить. Не такой я человек. Я ни разу в жизни не поднял на женщину руку. И не подниму. Не понимаю, как ты могла подумать, что я тебя ударю.
Я никогда не слышала, чтобы Макс говорил таким голосом. Казалось, он оскорблен до глубины души.
Я подошла к нему, обхватила руками за талию. И прижалась щекой к его спине между лопаток.
– Прости меня, – пробормотала я. – Прости, прости, прости…
Не знаю, сколько времени мы так простояли, прежде чем Макс сделал глубокий вдох и повернулся ко мне лицом. Обнял за плечи, притянул к себе. В этом неожиданном движении было столько любви и нежности, что я засомневалась: уж не почудилась ли мне эта вспышка? Он крепко прижал меня к груди. Поцеловал в лоб. Прошептал мне в ухо:
– Ну что же нам с тобой делать, любовь моя?
– Не знаю, – отозвалась я.
Он подвел меня к кровати, усадил, дал свою рубашку, налил мне выпить. Я хотела отказаться, мол, спектакли на носу, но в общем-то мне уже было все равно, а он сказал:
– Пей, это поможет тебе расслабиться.
И я послушалась. Потом я легла, и Макс лег рядом со мной, тыльной стороной ладони коснулся моей щеки. Я больше не видела смысла притворяться и откровенно рассказала ему о своих страхах. Он слушал. На словах я представляла все еще кошмарнее, чем на деле, и он жалел меня, приговаривал: «какой ужас»; приговаривал: «моя бедная любимая девочка». Я испытывала опустошение и умиротворение, как после долгой прогулки пешком, когда все мышцы становятся ватными.
Он встал, чтобы налить еще, и я заглянула в телефон. Пропущенные звонки от Анджелы и сообщение с просьбой перезвонить.
– Не звони, – сказал Макс. – Подождет, не рассыплется. Это ты ей платишь, значит, ничего ты ей не должна. Дай себе время подумать. Поговоришь с ней – опять распереживаешься.
– По-моему, я просто не выдержу, – пробормотала я.
– Ничего удивительного. Это ужас какой-то, а не жизнь. По-моему, такое мало кто выдержит.
Наступила пауза. Кажется, он обдумывал, развивать ли эту тему, а потом сказал:
– Ты в последнее время… Я не хотел тебе говорить, не хотел и не собирался, но раз уж мы решили начистоту, ты в последнее время стала очень нервная. Я бы сказал, чрезмерно. По-моему, это не совсем нормально. Ты не думала, может, стоит обратиться за помощью?
– По-твоему, я спятила?
– Спятила? – Макс засмеялся. – Я бы никогда не выбрал это слово. И нет. Я вовсе так не думаю. Просто в последнее время ты сама не своя. От всех этих переживаний.
И добавил:
– Мне же хочется, чтобы ты была счастливой.
Мы лежали молча. Время от времени он проводил пальцами по моим волосам, или поглаживал внутреннюю сторону запястья, или подносил к губам мою руку и целовал. Я каждый раз думала: что им движет? о чем он думает? – а потом спросила:
– Что случилось?
– Ты о чем?
– Перед моим приходом. Почему в квартире все вверх дном?
– Я искал кое-что. Кое-какие бумаги. Никак не мог найти.
– По работе?
– Нет.
– Хм.
– Да так, это личное. Тебе вряд ли интересно.
– Почему же, интересно, – отозвалась я.
Короткая пауза.
– Макс, – позвала я. Стоило ему смягчиться, как я осмелела: – А почему ты никогда о ней не говоришь?
Я думала, он не ответит, но он сказал:
– Почему я о ней не говорю? Ну… Наверное, в каком-то возрасте просто пропадает желание со всеми обсуждать свои неудачи. Они становятся уже не любопытным психологическим этюдом, а напоминанием о времени, которого не вернуть.
– Ты ее до сих пор любишь?
Я видела собственное лицо в его глазах – крупно-крупно.
– Люблю? Да нет, конечно. Честно говоря, мне кажется, я вообще довольно давно ее разлюбил.
Я придвинулась к нему, так что наши лица почти соприкасались, и подумала: в жизни так мало моментов, когда ясно осознаешь – вот сейчас я счастлив. Я в этот миг была счастлива.
Глава семнадцатая