Реальная жизнь

Не обращая на меня внимания, Макс плюхнулся на диван. Его телефон лежал на столе, все еще мигая моими звонками, рядом – бутылка виски и бокал; вся столешница в мокрых кругах от бокала, которые пересекались и накладывались друг на друга, словно следы заблудившегося человека, без конца плутающего по одному и тому же месту.

Я стояла, не зная, что делать, и он сказал:

– Может, все же объяснишь, зачем пришла?

– Просто хотела тебя увидеть.

– Давай не будем, а? Я не собираюсь отгадывать загадки. Чего ты хочешь? Говори или уходи. Выбор за тобой.

Голос у него был пустой, словно у актера, который заучивает слова и пока даже не пытается наполнить их смыслом. Мне позарез нужно было ощутить его взгляд, согреться в лучах его одобрения, чтобы убедиться, что я существую. Но нет. Он смотрел в окно.

– Я просто хотела тебя увидеть, – повторила я. – Я болею. До сих пор не могу петь, голос до конца так и не вернулся, с ним все равно что-то не то, а премьера уже на носу, и я…

– Ты болеешь? – переспросил Макс и мерзко хохотнул. – Ну да, сразу видно – больная. На всю голову!

– Не смейся, – попросила я. – Я не дурочку валяю. Все очень серьезно. И спектакль – серьезное дело…

– Да ты мне уже все уши прожужжала своим спектаклем! Но раз ты болеешь, о каком спектакле может идти речь? Уж наверняка ты не первая, с кем такое случается! Не знаю, чего ты ждешь от меня. Я-то что могу сделать? Чего ты от меня хочешь, Анна?

Чтобы ты на меня посмотрел, подумала я. Я хочу, чтобы ты на меня посмотрел.

– Ничего, – произнесла я вслух.

– Поговори с кем-нибудь в консерватории, – сказал он. – Ты же их студентка! Они и должны решать эту проблему, искать замену, если нужно. Они, а не я.

– Да не могу я ни с кем поговорить!

Это действительно было невозможно. Именно поэтому Анджела не хотела ставить в известность Марику – она знала, чем это чревато. Если я сейчас откажусь, скажу, что не могу выступать, – ну что ж, бывает, не можешь – не выступай. Но больше меня никуда не позовут. На такую роль уж точно, а может, и вообще ни на какую. И это конец. Люди все помнят. Дашь слабину – они тебе даже посочувствуют, но никогда этого не забудут. Вокруг множество исполнителей ничуть не хуже, которые не доставляют проблем.

– Ты считаешь, надо отказаться? – спросила я. – Ты правда думаешь, что это правильно?

Макс допил бокал, тут же наполнил его снова и сделал глоток.

– Я понятия не имею, что правильно, а что нет, – отчеканил он. – И никак не пойму, почему ты вообще меня об этом спрашиваешь.

Он по-прежнему не смотрел на меня. Я заметила собственное отражение в окне – разрозненные прозрачные пятна на фоне ярких огней города, – и подумала: может, и он меня видит так же?

Макс встал, подошел к раковине и принялся мыть посуду.

– И это все, что ты можешь мне сказать? – спросила я. – Тебе правда настолько все равно?

Я шагнула к нему. Он отставил помытую кружку, вытер руки полотенцем и повернулся ко мне. И заговорил. Очень спокойно.

– Анна, – сказал он. – Ты правда думаешь, что мне все равно? Что мне безразлична твоя карьера? Разве я даю повод для таких обвинений? По-моему, нет. Ты думаешь, мне все равно, здорова ты или больна? Так, может быть, оглянешься назад? Может, припомнишь, как у тебя появилось время заниматься в первую очередь карьерой, почему тебе больше не приходится вкалывать на дрянной работенке в баре, а?

У меня возникло такое же чувство, как на репетиции, – будто я распадаюсь на части.

– У тебя сейчас трудный период в жизни, и я тебе, конечно же, сочувствую, – продолжал он. – Всей душой. Но честно: ты постоянно убеждаешь меня, что обожаешь петь, что это твое призвание, а призвание – это не про деньги, а про удовольствие, и так далее и тому подобное. Но вот я смотрю на тебя и не вижу, чтобы ты была так уж счастлива. Хочешь знать, что я думаю? Хочешь? Точно? Так вот я думаю, что ты выглядишь очень жалко. И если тебе придется отказаться от этой партии, после чего на твоей карьере, как ты утверждаешь, можно поставить крест, – ну что ж… Хочешь знать, что я думаю? Точно хочешь? Я думаю, что это, возможно, в чем-то и неплохо.

Он вздохнул.

– Послушай, я понимаю, сейчас тебе кажется, что на свете нет ничего важнее. И эта опера представляется тебе сверхважным делом. Но гарантирую: через десять лет все это будет казаться тебе полной ерундой – если ты вообще об этом вспомнишь. Ты еще очень молода. Ты найдешь себе другое занятие в жизни. Большинство людей не добиваются того, о чем мечтали. Начинают с непомерных амбиций, а потом осознают, что жизнь – это компромисс и надо смотреть на вещи реалистично. Находят смысл в других вещах: ну там друзья, хобби, дети. Все через это проходят. Это часть взросления.

Я внезапно разозлилась.