Реальность где-то рядом

Монета в пять рублей. Бахилы. «Церберша» на этаже: «Неприемное время, не положено». Настойчивое: «Мне — можно, я в списке». Палата номер семнадцать. Ее любимое число. Сколько раз я ходил этим путем? И наяву, и во сне — раз с тысячу, если не больше. Правда, со следующего шага пути реальности и пути сна начинали расходиться. Я потянул на себя дверную ручку, осторожно зашел внутрь и тихо прикрыл дверь. Кровать, капельница. Изможденное, высохшее лицо, вполне могущее принадлежать женщине лет сорока. Совершенно невозможно представить, что ей на самом деле двадцать четыре года.

— Привет, — сказал я тихонько, — я попрощаться зашел. На всякий случай.

Веки ее легонько дрогнули, но глаза не открылись. Спит. Или без сознания. Ну и пусть, так даже лучше. Совершенно незачем ее будить и выдергивать в жестокость мира яви. В мире снов с ней ничего плохого случиться не может — об этом я позаботился уже давно. Жаль, что она, в отличие от меня, не сможет жить только в нем. Я постоял немного, улыбнулся ей на прощание и вышел. Говоря отвлеченно, мне вовсе незачем было идти домой — хватило бы трех минут дремоты на кушетке в коридоре, чтобы сделать все, что я задумал. Но Тэелескет учил меня обращать внимание на мелочи — всегда. А я был хорошим учеником — тоже всегда.

Не в последнюю очередь по этой причине я доехал до дома, разделся, принял душ. Расставил по комнате ароматические свечи, задернул шторы, включил музыкальный центр и вставил диск «Lounge del Mare». Выключил свет и лег в постель.

Темнота.

Темнота.

Разделяющий Миры, пропусти мой разум.

Мне уже давно не нужно смотреть на свои ладони, годы тренировок дают свое. Я быстро создаю тропу-между-мирами, создаю себе простейшее тело и иду в сторону Радужных Полян. В Колодец можно попасть отовсюду, но у меня впервые получилось увидеть его именно там, да и вообще — мне приятен этот мир. Я люблю его леса и поляны, люблю его обитателей. Я уверен, что плохие люди не могут в него попасть. Большая разноцветная обезьяна лениво топчется у входа — в Радужных Полянах даже страж похож скорее на гигантскую плюшевую игрушку, чем на Стража Мира.

— Мое истинное имя Карпанг, — говорю я Стражу, не дожидаясь его вопроса, — я хочу пройти в твой мир.

Мне необязательно называть свое имя — я уже научился сливать свой мир с существующим. Но я не хочу проявлять и тени неуважения к этому миру, не говоря уже о том, чтобы искать в нем врагов. Разноцветная обезьяна делает двойное сальто назад, потом стойку на одной руке и одобрительно угукает. Я улыбаюсь и прохожу мимо. Хоровод громадных, с суповую тарелку, бабочек окружает меня сразу, как я переступаю невидимую черту за спиной Стража.

Под ноги услужливо стелется гладкая лесная тропа, с деревьев свисают лианы, перевитые цветами разнообразнейших размеров и расцветок; порхают яркие птицы. Откуда-то слышится радостный смех и звонкие голоса — очевидно, поблизости какая-то поляна. Где-то, на одной из полян, так же смеется моя Динка. Я подавляю в себе желание сделать шаг с тропы и присоединиться к веселящимся — даже если это та самая поляна, вряд ли она меня узнает. Во сне она не помнит реальность — так задумано. А если и узнает — зачем это мне? К моей цели это меня не приблизит. Поэтому я иду дальше, и довольно скоро тропа выводит меня на крохотную полянку с увитой плющом каменной башенкой посредине. Тропа подходит прямо к Колодцу и обвивается вокруг него. Я осматриваюсь, хотя и так знаю, что тропа здесь заканчивается. Точнее, наоборот, она здесь начинается.

Я наклоняюсь к Колодцу, пытаясь разглядеть что-нибудь в его глубине. Неважно что — воду, сухое дно, первотворящий Хаос или Туман Забвения — хоть что-нибудь, за что можно зацепиться взглядом. Но Колодец не зря именуется Черным во всех сколько-нибудь продвинутых техниках осознанного сновидения — он и в самом деле беспросветно черен.

«Если долго всматриваться в бездну, — говорит воздух вкрадчивым голосом, — то бездна начинает всматриваться в тебя». Я улыбаюсь. Никто мне не говорил, но я уверен, что повстречать его — хорошая примета. На сердце сразу становится легче.

— Ты традиционно говоришь банальности или банально говоришь традиционности? — выдаю я давно заготовленную фразу.

В пустоте над Колодцем медленно расплывается улыбка. Бедные мультипликаторы и режиссеры — боюсь, им никогда не удастся правдоподобно это изобразить — не губы, не рекламный оскал зубов — просто улыбка.

— Что такое банальность? Как ты узнаешь, что банально, а что небанально?

— Это дело вкуса, — усмехаюсь я, хоть и понимаю, как бледно и ненатурально смотрится мимика моего лица на фоне висящей передо мной квинтэссенции улыбки.

— Дело вкуса? Ах дело вкуса… — К улыбке добавляются роскошные кошачьи усы и одинокая мохнатая лапа, держащая в когтях банан. — Вот ты. Что ты выберешь? Банан или банальность?

— Конечно, банан, — говорю я, — он, в отличие от банальности, вкусен.

Банан падает, я едва успеваю его поймать.

— Видишь, как продажен твой вкус? — говорит голос с некоторым сожалением. — И ты все еще полагаешься на него в деле выбора банальностей и небанальностей?