Но почему же память сохранила ту мерзкую физиономию с трясущимися губами, пьяным бегающим взором, явно без фокуса, и почти реально читаемой надписью во весь лоб: «Дошла до ручки! На дне!» Казалось, в ушах еще стоит грохот унитаза, заглотившего то, что отказывалась принять более капризная плоть. А потом отполоскала рот, умыла лицо и взглянула в зеркало над раковиной. И – о ужас: «Неужто я?» Так что пришлось плеснуть воды на стеклянную поверхность – для верности.
Она брезгливо повела плечами, тряхнула головой, словно освобождаясь от наваждения. Трудно поверить, что та и эта, смотрящая на нее из зеркала дама, – одно и то же лицо. У этой – глубокий внутренний план и взгляд, от которого трудно, да что там, не хочется оторваться. Магнетизм? И уж точно никакого желания дробить образ на составляющие. Лялька улыбнулась. «Странно, в мои двадцать – руки не те, ноги „сильно украинские“, бюст маловат, кожа лица жирная, волосы быстро лоснятся: мыть каждый день… Все по частям и у других – лучше. А сейчас все стало на тридцать лет старше, и я наконец себя приняла. Привыкла?»
Она приблизилась к зеркальной поверхности, чтобы получше рассмотреть сетку едва заметных морщин вокруг глаз. Любовно провела пальцем по чуть-чуть провисшему подбородку. Вспомнила слова одной из великих, увидевшей свой портрет с ретушью: «Верните мне мои морщины! Я потратила на них свои пятьдесят лет!» Или что-то в этом духе… Улыбнулась – с точным цитированием у нее всегда были проблемы… «Господи! Благодарю Тебя! Ты подарил мне лучшее тело. Для меня лучшее. И уж точно лучшую, нескучную жизнь».
С веранды в открытую дверь радостно вбежал слегка косолапый сенбернар, пес-подросток, и остановился рядом.
«Ну вот, дама с собачкой», – усмехнулась Лялька.
– Пошли, Сидней, у нас много дел.
«Так, гостевые апартаменты готовы. Сегодня предложу костюм шейха. По контрасту. В прошлый раз был „русский вопрос“ – отношение кавказцев к русским». И она вспомнила себя в белой блузе и пест ром сарафане с красными бусами и шалью на плечах, а его – в холщовой косоворотке навыпуск и простых полотняных штанах. Даже лапти удалось найти! Часами слушала вековые обиды. Страна ему – мать и мачеха. О депортации в Среднюю Азию говорил, словно было вчера и с ним. А ведь родился на Кавказе, после возвращения. «Интересно, в этом году съездил к могилам предков?» Каждый год Ахмад, где бы ни оказался по делам бизнеса – в столице, в Европе или на Ближнем Востоке, поездку на Кавказ и в Среднюю Азию не отменяет. Со старшим сыном. Принципиально выдергивает из Швейцарии и везет на историческую родину, к могилам. Чтобы знал – после его ухода именно он в ответе за них пред Всевышним. И так – из поколения в поколение. Респект! «По сравнению с ним я – Иван, не помнящий родства. Помнит предков до седьмого колена, хоть и не из „голубых кровей“. А у меня есть могила только одной бабушки… И дальше третьего колена не знаю ничего».
«А как говорит об унижении… Терпел в столице… Во имя рода порвал с бессмысленной враждой. Вырывался из пут, где уж не разобрать, кто прав, кто виноват. А ты – объект манипуляции, с двух сторон, разменная монета. Силы разные, а методы – одни. Спасал семью. С глобальными вопросами – потом. Понял-то все на грани жизни и смерти, когда Аллах сохранил жизнь – русский Семен дотащил с перебитыми ногами до родового гнезда. Тогда и прозрел: «Все, в этом не участвую».
Ох, как они «рубились» с Лялькой! Еще бы! Он вменял русским все преступные ошибки государства. Да русский народ нуждается сегодня в поддержке больше, чем любой другой! Говорил о шовинизме, лени, пьянстве на Русском Севере и Среднерусской возвышенности, о деградации и практически «оскотинивании» целых деревень. И она резала правду-матку: «Да ты сам не наднационален! У тебя гигантский бизнес. А как ты подбираешь персонал? По принципу бизнес-целесообразности? На хорошую должность возьмешь своего, а не русского. И на ключевые посты расставишь своих, пусть и квалификацией не вышли… У тебя интересы этноса выше бизнес-интересов. Что, не так?».
А потом, снизив накал страстей, прибавили конструктива и спокойно обсуждали разную степень этнической консолидации и, конечно, удастся ли России сохранить Кавказ. И, как ни пафосно, меру общей ответственности за территориальную целостность страны. Он до сих пор обижен: не востребован на малой родине. В ярости от бессилия, что ты – пешка на шахматной доске. А фигуры передвигают… Ладно бы, в интересах государства… Говорили об открытости и разобщенности русского мира и абсолютной закрытости этнического мира народов Кавказа, о бытовом национализме, низкой культуре – главном корне зла. Вспоминали Советский Союз. Уж что-что, а дружба народов была целью внутренней политики – цементирующий скреп государства. Работали технологии интернационального воспитания. И толерантность была не лозунгом, а реальностью.
И все – через личную боль, без табу тем и острых углов. Лялька наносила удары ниже пояса: «Послушай, ты ругаешь русских… А кому больше всего доверяешь?