O.T.:
Представим себе, что мы ставим спектакль в некоем технологическом пространстве, где перемещается все, и зрители как-то двигаются на платформе… И музыканты, и артисты…Д.М.: И в результате вас бы обвинили в том, что людей тошнит, у них головокружение и прочее. Это была бы карусель и аттракцион.
O.T.:
Технологически это очень трудно, только разве что в Северной Корее можно сделать.Д.М.: Вы встретили в середине девяностых молодого человека, оперного певца, которому дали почитать сценарий?
O.T.:
Вы о прототипе? Нет, это была случайная встреча, знакомство с певцом, который мог бы исполнить Германа в версии фильм-опера. Люба Казарновская нас познакомила. Я с ним проговорил часа два на общие темы: и про музыку, и про Чайковского тоже…Д.М.: А где разговаривали?
O.T.:
В Нью-Йорке разговор был, у него в гостинице. У него был контракт с МЕТ, он там несколько спектаклей пел. Поговорили – и все. Потом мне вдруг пришла в голову идея сюжета.Д.М.: А его звали Филипе? Нет?
O.T.:
Его Франциско звали. Я почему-то хотел букву «Ф» сохранить, чисто интуитивно. А Франциско – слишком прямо указывало бы на него.Д.М.: А он известный был?
O.T.:
Он был тогда достаточно известным в профессиональных кругах, и ему даже прочили славу уровня Доминго, Паваротти. Он был многообещающим исполнителем. Его имя – Франциско Арайза[45].Д.М.: И вот тогда у вас идея стала оформляться уже в фильм…
O.T.:
Сюжет возник тогда, в формате повести. Просто несколько лет пролежал.Д.М.: А было что-то, что он вам рассказывал, что как-то отразилось на сюжете?
O.T.:
Нет, ничего не было. Абстрактная беседа на разные темы. Как-то он запомнился мне, и когда я вернулся домой, решил, что пускай герой будет оперным певцом, который захотел поставить «Пиковую даму»… и сошел с ума, потому что голос потерял. И я стал писать. И когда я это писал, он у меня перед глазами стоял.Д.М.: ЛСД-терапию вы туда ввели для того, чтобы объяснить этот трансформер, то, что все в голове у него происходит?
O.T.:
Да… Хотя, вообще, мне нравится эта грофовская тема.Д.М.: Она вам нравится чисто теоретически? Или вы ходили там, со Станиславом Грофом общались? Читали?
O.T.:
Нет, я с ним не общался. Прочитал несколько его работ и составил свое впечатление.Д.М.: Не занимались холотропным дыханием?
O.T.:
Один раз попробовал.Д.М.: Как?
O.T.:
Ну, это не мое. Как-то я этого не понял.Д.М.: То есть вам больше нравится читать книги о психоделике, чем применять это на практике?
O.T.:
А что такое в вашем понимании психоделика?Д.М.: У некоторых психоделический взгляд на окружающее дан от рождения, а некоторым для этого нужны какие-то техники, какие-то препараты, еще что-то.
O.T.:
Нет, мне не нужно. Потому что достаточно пофантазировать на эту тему. То есть это то, что, видимо, очень давно во мне живет, с раннего детства, какие-то страшные сны я помню.Д.М.: Детские кошмары – это, наверное, первая психоделика, с которой мы сталкиваемся.
O.T.:
Да. Мне очень легко общаться с психоделической реальностью, и для этого мне не нужны никакие средства. Захотел – включился, не захотел – нет.Д.М.: Вот самое главное, чтобы сработало «не захотел – и нет». Мне кажется, это очень важный момент! Потому что «захотел и – да» – это нормально, а когда невозможно переключиться даже тогда, когда нужно…
O.T.:
Люди, которые бросаются во всякие опыты, эксперименты, причем с самыми разными практиками, техниками, это люди, которые, с моей точки зрения, не уверены в себе, в своем сознании, и поэтому им особенно нужно быть осторожными. Все эти истории про «Пиковую даму» – про то, как это опасно…Д.М.: Это же и есть пример неудачного психоделического опыта у Германа.