Реаниматор культового кино

С одной стороны, я хотел в одном фильме, в одном метафорическом сюжете объединить все основные мифы нашей цивилизации: секс, наркотики, рок, пришельцев из космоса и прочее. Цивилизация наша мало изменилась за последние двадцать пять лет. И мифы, и проблемы все те же. Может, поэтому интерес к картине не пропал.

С другой стороны, я смотрел на нашу цивилизацию со стороны, как бы из вневременного пространства. Я делал фильм о современности так, как бы я делал фильм о Древнем Египте. Возможно, поэтому фильм живет вне времени.

Д. М.: Кто сейчас – зрители твоего кино, и как публика изменилась за это время?

С.Ц.: Публика такая же, как двадцать пять лет назад – в основном молодежь: старшие школьники, студенты, молодые специалисты. На первый взгляд, публика не изменилась, но это или новое поколение, или те, кто видели «Жидкое небо» когда-то школьниками, а сейчас выросли. И реакция этой новой публики на фильм, конечно же, отличается от реакции зрителей в 83-м году. Она бурнее, веселее, восторженнее. Первые зрители смеялись, но и немножко стеснялись, не все были уверены, как надо реагировать. Они были в шоке. Язык искусства постмодерна с его самоиронией тогда только зарождался. Зрителей задевало «Жидкое небо», но они не всегда могли понять почему. Многие потому и смотрели по многу раз, старались понять и с каждым просмотром открывали, как они утверждали, что-нибудь новое.

Когда через десять лет появился фильм Тарантино «Бульварное чтиво», зрители были уже гораздо более готовы воспринимать подобный язык. А сегодня они понимают все, и зал громко выражает свои чувства от первой до последней минуты картины.

Д.М.: Однажды ты мне сказал красивую фразу: «Как-то в юности по бедности я написал рассказ». А потом уточнил, что не написал…

С.Ц.: Про инопланетян рассказ не написал, про то, как им неинтересно отвечать на сигналы из космоса. Не написал. Зачем? Как инопланетяне с их высшим разумом не стали отвечать на сигналы с Земли.

Д.М.: Скажи, тебе не кажется, что ты режиссер будущего, который снимает свой блокбастер силой мысли и внутренним взором, проецируя на небеса с помощью чуда техники?

С.Ц.: Слова ты употребляешь красивые и громкие. Вообще-то, мне кажется все проще. Будущее многим интереснее настоящего, и смотреть на нашу жизнь из будущего интересней. Это не всегда приносит художнику радость. Первую пьесу Чехова, «Чайку», первые зрители вообще не поняли. Затем, через некоторое время в постановке МХАТ она вызвала восторг столичной интеллигенции. А большинство Чехова тогда считало второстепенным писателем. Потапенко ценили больше. Сегодня Чехов второй по популярности драматург мира после Шекспира.

Не побоюсь быть банальным и процитирую миллион раз произнесеннные слова Пастернака о том, что художник должен «услышать будущего зов». Мне кажется, я старался.

Д.М.: Правда, что в «Жидком небе-2» будет цифровая дистрибьюция фильма? Типа: хочешь узнать концовку моего фильма? Пришли мне три доллара…

С.Ц.: …И для того, чтобы исключить пиратов, концовок будет много, так что всегда будет интересно заплатить и узнать еще новый вариант? Пока все это – фантазии и предположения. Будущее покажет.

Д.М.: Осенью готовится премьера расширенной версии последнего блокбастера СССР «Игла Ремикс». Он дополнен новыми кадрами и новой музыкой. Как ты считаешь, станет ли ремикс новым жанром в кино, как стали ремейк, приквел и сиквел. Во времена ютуба и виджейских миксов, а также большого экономического кризиса и дефицита настоящих героев, идея ремиксов на культовые фильмы – просто непаханое поле…

С.Ц.: Мне эта идея очень нравится. Насколько мне известно, она пока не вышла за пределы России. В Америке ее проталкивать довольно трудно. Сегодня американские прокатчики не верят в театральный прокат не только старых измененных фильмов, но и даже новых. Много фильмов снимают, с самого начала рассчитывая только на телевидение и DVD. Показ в кинотеатрах рассматривается скорее как расход, чем доход. Возможно у идеи ремикса больше будущего в интернете, чем в кинотеатрах.

Д.М.: Не хочешь сделать ремикс на «Жидкое небо»?