– Да у нас и сперли. Какой-нибудь Вася с Ростова изобрел, а китайцы сперли.
– Все что может изобрести Вася с Ростова – это самогон из томатной пасты, остальное – Китай.
Айболит и студент, смеясь, вышли из палаты.
12. Дешёвки, гады, уроды, суки и мрази
«Скорей бы уже забрали. Мне надо успеть написать отказ, вещи собрать. Бежать, бежать».
Рома прислушивался к шуму в коридоре. Хлопанье входной двери вполне могло означать, что пришли санитары из хирургии. Вскоре увезли девушку-старушку. Следом увезли Эммануэль. Рома остался в палате наедине с Горцем. Горец уже был в сознании, но ничего говорил.
К Роме подошла врачиха с большим носом, которая командовала на обходе. Звали ее Татьяна Владимировна. Она, похоже, тоже была из главных.
– Как дела? – спросила она Рому, улыбаясь непонятно чему.
– Хорошо. За мной скоро приедут?
Татьяна Владимировна кивнула и ушла.
«Что приходила? Что лыбилась?»– не понял Рома.
Он сгорал от нетерпения и весь превратился в слух. Сердце колотилось в висках. Давление опять начало пробивать крышу. «Скорее. Где вы? Заберите меня уже»
За стеной в ординаторской тем временем становилось все шумней и шумней.
– Не можем же мы его просто так взять и отпустить. Надо устроить ему темную.
Рома узнал голос одной из ведьмочек и понял, что говорят о нем.
– Конечно, устроим ему концерт. Запомнит сволочь, – поддакнул кто-то.
– Я сказала ребятам с морга. Они ему наваляют, когда он в хирургии будет.
«Ага. Напугали пугало. Ребята с морга – это зомби что ли?»
– Помните, как деда дырявого провожали, так и этого поводим.
– Давайте, готовится. Быстрей пока его не увезли.
– Мила, у тебя остался старый текст. Давай чуть поправим.
– Давай, зови всех.
«Вот, блин, уроды, – расстроился Рома. – Этого еще не хватало. Мне вообще не до вас».
– Мы разучим песню. Устроим ему маленький концерт. Маленький концерт для большого засранца.
Послышался дружный хохот. Кто-то включил фонограмму «минус один» и медсестры стали хором петь. Мелодия была та же, как в песне бабок про жаренные ложки. Песня начиналась с того, что «всего-то 30 лет назад, а выглядит на 40, родился на помойке ушлепнутый мальчонок». «Папаша был алкаш и бомж, а кем же была мать? Без рифмы тут не обойтись – была, конечно, блядь».
«Охренели что ли?! – возмутился Рома.
Дальше пелось о том, как рос «уродик». «Никто его не обижал, так пи*дели чуток». «откликался на кличку Чмо». Потом ему не давали девчонки даже за деньги. Потом одна дала, а у него не встало. Потом, когда встало, то лучше б не вставало. «… давай ее *бать, а девка с хохотом в ответ: эй, хватит щекотать»
«Что за дуры? В дурдом вам надо. Сумасшедшие совсем. Мне по фиг что вы там думаете обо мне. Мне нужно ехать. У меня дела».
Дальше пошел разговор про жену и дочку. Это задело еще сильней. Особенно про дочку.
– Смысл такой: ее будут иметь все, кому не лень, а кому лень на том она сама попрыгает за леденец, – весело прокричал кто-то.
«Убью гадов. Не посмотрю, что дуры», – стал злиться Рома. Песня по пошлости и хамству зашкаливала.
– А когда допоем, давайте забросаем его шариками с мочой.
– Ага, сделаем бомбочки с его мочой. У меня есть шарики. Сходи слей мочу в ведро.
– А почему я?
– Ты же санитарка?
– Ладно.
«Как страшно. Мне по фиг. Я отмоюсь. Быстрей только давайте. Я опаздываю. И вообще все это лишнее. Господи, это уже не для книжки что ли? Слишком затянуто получится и плоско. Какие-то дуры хотят отомстить непонятно за что. Кто читать-то это будет?»
В палату заглянула девушка в халате. Она хихикнула и убежала. Рома чуть-чуть приподнялся на подушку. «Если будут кидать мочой закрою руками лицо и яйца. Хотя по яйцам не должны попасть. Я так ноги подниму».
– Ну что? Что он там?
– Сидит, как король.
Все дружно заржали.
– А король-то вонючий!
Засмеялись опять.
– А если он нас слышит?
– Пускай слушает. Обосрется, наверное, от страха.
Рома хотел надменно усмехнуться, но почувствовал, как закрутило кишки. Еще не хватало обкакаться по-настоящему. «Держись, Ромка, а то будут думать, что я их боюсь», – бормотал он, сжимая ягодицы.
За стеной, тем временем продолжали репетицию. Песню начинали снова и снова. Что-то дописывали, меняли, пытаясь сделать песню еще мерзостней. В хоре появились мужские голоса. Алексей, похоже, тоже был с ними. Время от времени в палату заглядывали медсестры и смеясь убегали. Рома был готов к любым испытаниям, единственное чего он не мог – это ждать.
В палату опять вошла Татьяна Владимировна и с улыбкой подошла к Роме. Рома тут же понял, что она главная заводила всего этого представления. Это же она там всеми командует – ее голос.
– Как дела? – спросила врачиха.
– Хорошо, – смотря в сторону ответил Рома.
– Что делаешь?
– Жду.
– Чего ждешь?
– Концерта.
– Какого концерта? Это же реанимация.
– Ага, реанимация. Думаете я ничего не слышу, – Рома кивнул в сторону ординаторской и подмигнул врачихе. – Давайте быстрее. Что тянете?
– Хорошо, – сказала Татьяна Владимировна. – Ты только ничего тут не трогай.
– Что я могу трогать?! – повысил голос Рома. Он не мог сдержаться. – Заколебали. Что тут трогать-то? Вас что ли?