Берт Рэймонд, стоявший рядом с ребе Дойчем, сиял от радости.
Глава 15
Биологические часы Смоллов еще не перестроились после перелета, и вся семья целое утро спала: ребе, Мириам — поскольку рядом не было Гиттель, будившей ее для домашних дел, — и даже Джонатан. Их разбудили яркие лучи солнца, бьющие прямо в лицо. Десять утра — слишком поздно, чтобы идти в синагогу.
Мириам сокрушалась и причитала:
— Я знаю, ты хотел пойти в синагогу в первую же Субботу!
— Хотел, — легко согласился ребе, — но будут и другие Субботы. Почему не пойти погулять? Рядом с улицей короля Георга есть парк.
Гуляя по улицам, они обнаружили новое для себя зрелище: весь город соблюдал Субботу. Магазины были закрыты (этого они ожидали), но в глаза бросалось другое: на улицах не было автобусов и машин, а светофоры мигали желтым, вместо того чтобы менять красный на зеленый. По тротуарам гуляли мужчины с женами и детьми, все в лучших праздничных одеждах, по три-четыре человека в ряд. Никто никуда не спешил, все просто наслаждались прекрасной погодой.
Другие возвращались домой из синагоги, еще не сняв с плеч молитвенные покрывала, чтобы не нести их в руках: ведь это будет какой-то работой, а значит, нарушением Субботы. То и дело навстречу попадался хасид в нарядных субботних одеждах: в штраймеле[15], сменившем широкополую черную шляпу, в коротких панталонах с резинкой под коленом и белых гольфах. На некоторых было длинное черное шелковое одеяние с поясом; другие, в основном молодежь, отдавали предпочтение длиннополому сюртуку нараспашку (так как на улице было тепло), что позволяло видеть бахрому их tallis katon — молитвенных шалей под жилетами. Вокруг талии у них были разукрашенные кушаки, надеваемые во время молитвы; они отделяли нижнюю, более земную часть туловища, от верхней, более духовной.
— Дэвид, почему они так одеваются? — спросила Мириам.
Ребе ухмыльнулся.
— Честно говоря, это просто консерватизм. Это одежда зажиточных польских и русских купцов восемнадцатого века, так одевался в том веке Баал Шем Тов — основатель движения, так одевались тамошние раввины. Люди склонны связывать одежду и воззрения. Вот почему многие в наши дни возражают против новомодной одежды: они ассоциируют ее с революцией и ломкой не только традиционного стиля, но и традиционной морали и ценностей.
— Не возражаю, если старики так думают, — сказала Мириам, — но молодежь, почему она так цепко держится за традиции? Вон тому парню на вид не больше тринадцати-четырнадцати.
Ребе проследил за ее взглядом.
— Одет как денди, правда? Смотри, штраймель из норки, наверняка родители выложили за него кучу денег. — В его голосе прозвучала нотка меланхолии. — Печальный парадокс: они крепко держатся за традиции в одежде, но давно утратили дух веры. Движение хасидов изначально представляло собой романтический мистицизм, радость и смех, песню и танец, и бросало прямой вызов Богу. Это была полезная и необходимая реакция на закоснелое соблюдение религиозных обрядов. Но сейчас это течение превратилось в самое педантичное следование букве закона.
В парке играли в футбол дети лет десяти — двенадцати. Игра больше походила на свалку, команды формировались спонтанно, а правила не соблюдались; игроки часто врезались друг в друга, но никто не получал увечий.
Смоллы уселись на скамейку и стали следить за игрой. Остальные зрители сидели прямо на траве импровизированного футбольного поля, и никто не возражал, когда над его головой проносился мяч, а игроки пробегали вокруг.
Так они грелись в лучах яркого солнца и не хотели никуда идти. Джонатану вскоре надоело сидеть, и он пошел к группе детей, игравших в маленький и легкий мячик. Вот мяч упал на траву рядом с ним.
— Брось его нам, — крикнул один из ребят на иврите. Джонатан не понял, но машинально пнул мяч ногой и очень удивился и обрадовался, когда тот описал дугу в воздухе. Мальчик был горд своим успехом, но одновременно напуган, что послал мяч слишком далеко. Он побежал к родителям, крича:
— Я стукнул по нему, стукнул. Вы видели? Видели, как я стукнул по мячу?
Мать обняла его.
— Прекрасный удар, — сказал ребе. — Может, опять пойдешь и ударишь, а вдруг они тебя примут?
— Дэвид! — воскликнула Мириам. — Им всем на два-три года больше. Еще зашибут!
— Ну, не знаю, никто там не ушибся, да и они совсем не дерутся. Посмотри вокруг.
Но Джонатан не хотел рисковать и прижался к матери. Приближалось время обеда, и игра прекратилась. Смоллы тоже неспешно пошли дальше.
— Это первая Суббота за многие годы, Дэвид, когда ты не пошел в синагогу, — заметила Мириам, подходя к дому.