Ребе едет в отпуск

— Это правда, но я не думаю, что много потерял, — ответил он. — Я всегда туда ходил, не только потому, что я был раввин, а до того — раввин-студент, а до того — сын раввина, но и потому, что чувствовал — это единственный способ выделить Субботу среди дней недели. Я одевался немножко по-другому, шел в синагогу заранее, чтобы не спешить. А потом я так же неспешно шел домой, так как знал, что меня не ждет никакое срочное дело. Здесь не надо самому себе устанавливать Субботу, здесь это делают за вас. Весь город ее соблюдает. И хотя мне не удалось пойти в синагогу, это была моя лучшая Суббота.

Она с любопытством взглянула на мужа.

— Странно слышать такое от раввина.

— Ты права. Но я так чувствую.

Глава 16

Помощник инспектора — смуглый, черноволосый и застенчивый, — бочком проскользнул в контору шефа — инспектора полиции Иш-Кошера и кашлянул, чтобы привлечь внимание. Иш-Кошер, коренастый спокойный мужчина, поднял голову и приветливо спросил:

— Да, Аарон?

— Там пришел человек, — виновато доложил помощник, — из гражданского патруля. Он был на посту в своем районе, на улице Алфонт…

— Он что-то видел? Что-то знает? Говори, парень, — инспектор поправил пальцем маленькую ермолку, пришпиленную заколкой к редеющим волосам. Он носил ее не столько из набожности, сколько из преданности своей партии, где требовалось быть религиозным ортодоксом. Заодно она скрывала плешь на макушке.

— Ну…

Иш-Кошер вздохнул. По его мнению, помощник был типичным сефардом. Они хорошо справлялись с простыми заданиями: патрулированием улиц, регулированием дорожного движения, но в более сложных случаях начинали проявлять неуверенность и колебаться. Однако приходилось терпеть: в ближайшее время их число в штаб-квартире могло возрасти.

— Садись, Аарон, — доброжелательно сказал он. — Ну, в чем дело?

— Я не решался вас побеспокоить, ничего особенного, просто время идет, а мы так и не знаем ничего определенного.

— Так приведи его, и мы поговорим. Ты же сам сказал, что мы ничего не знаем.

— Их там двое, но говорит в основном один.

— Так приведи обоих. У нас хватит стульев?

Обоим посетителям было лет по сорок, по их виду и одежде Иш-Кошер заключил, что это мелкие торговцы — возможно, владельцы лавочек. Говорил Шмуэль, он казался чуть аккуратнее, чем сотоварищ: костюм поглажен, а ботинки начищены. Моше также носил деловой костюм, но со свитером, давно нуждавшимся в чистке. Должно быть, — подумал Иш-Кошер, — он работал на улице, торговал с лотка.

— Мы — гражданский патруль, — сказал Шмуэль.

— Ночная смена, — добавил Моше.

— Ты будешь говорить, Моше, или я? — возмутился Шмуэль.

— Говори ты.

— Хорошо. Мы были в ночной смене, — продолжал Шмуэль, — без чего-то одиннадцать шли по улице Алфонт. Взрыв был в доме номер восемьдесят восемь, а мы — примерно на пару домов дальше, скажем, у восемьдесят шестого. Остановились покурить…

— Курил ты, — вставил Моше.

— Итак, я закурил. Ко мне подошел человек и очень вежливо спросил, не знаем ли мы, где находится Виктори-стрит.

— Он говорил на иврите? — спросил Иш-Кошер.

— Он говорил на иврите, но не был израильтянином. Иностранец — полагаю, американец.

— Хорошо, продолжайте.

— Ну, вы знаете, что Виктори-стрит делает поворот. Я спросил, какой дом ему нужен, так как если номер большой, то ему в одну сторону, а если маленький, то в другую — по улице Алфонт и направо. — Он показал рукой.

— Он сказал — дом номер пять, — заметил Моше.

— Я только собирался сказать инспектору, — опять взорвался Шмуэль.

— Ладно, — успокоил его Иш-Кошер, — ему нужен был дом номер пять по Виктори-стрит. Что дальше?

— Ничего, — торжествующе ответил Шмуэль.

— Ничего? — Иш-Кошер уставился на них, затем вопросительно перевел взгляд на помощника.

Шмуэль поднял руку, показывая, что он еще что-то хочет сказать.

— Потом я прочитал в газете о бомбе, что она действует через час после установки. Она взорвалась около полуночи, а тот тип подошел к нам в одиннадцать. Тогда я поговорил со своим другом Моше…

— Понятно. Вы хорошо его рассмотрели? — спросил Иш-Кошер. — Можете его описать?

— Описать? — Он нерешительно взглянул на Моше. — Это был крупный человек, верно, Моше?

Моше кивнул.

— Около шести футов, Моше?

— Точно шесть футов.

— Цвет волос, глаз? — спросил Иш-Кошер.

— Было темно, ночь. Ты заметил его глаза, Моше?

Моше помотал головой.

— А возраст?

— Обычный мужчина. То есть не мальчик, не старик. Лет около пятидесяти. Правда, Моше?

— Точно пятьдесят. Может, пятьдесят пять.

— Как он был одет?

— В пальто и шляпе, поэтому волос я не видел. На нем была шляпа.

— И он американец? Что вы скажете о его иврите?

— Он говорил вполне прилично, но не как мы, а как будто учил язык, понимаете?

— Хорошо. Итак, он спросил, как пройти на Виктори-стрит, вы ему ответили, и он ушел?

— Не-ет, не совсем. Ему нужен был номер пять, а мы как раз туда шли, и он пошел с нами. Мы разговаривали.

— Ты разговаривал, — поправил Моше.

— Да, я разговаривал. Я что, выдал какой-то секрет?

— О чем вы разговаривали? — спросил инспектор.

— Ну, о чем обычно говорят: о режиме, о налогах, о войне — как все.

— И вы довели его, куда нужно?