Ребе едет в отпуск

— Да, но все остальное дороже — дома, одежда, машины, электричество. У большинства это есть, невзирая на их низкие зарплаты. — Он покачал головой. — Загадка Израиля — как люди живут на зарплату? Я спрашивал многих, но четкого ответа не получил. Я понял так: ты занимаешь деньги, чтобы купить то, что тебе нужно, например квартиру, а если не платишь вовремя, никто тебя не может выселить. Поэтому неуплата просто прибавляется к твоему долгу, и ты пашешь на работе, как вол, пока не обесценятся деньги или правительство не издаст какой-нибудь смягчающий закон. А в киббуце об этом беспокоиться не надо, все расходы улаживаются, и жизнь становится легкой. Да, если бы мы осели здесь, я бы хорошо подумал.

— И разумеется, ты бы выбрал религиозный киббуц, — заметила Мириам.

— Не уверен. Вернее, я не уверен, что нерелигиозные киббуцы на самом деле таковы. Видишь ли, Суббота, которую мы только что справили, могла отмечаться так и в древние библейские времена, а другие праздники отмечались так же, ках в нерелигиозных киббуцах. Например, праздники природы Шавуот и Суккот. Люди, живущие ближе к земле, как эти киббуцники, вероятно, отмечают их так же, как древние люди библейских времен, потому что это природные праздники.

Они покинули орошаемые поля киббуца и ехали по пустыне, сухой и каменистой, где только кое-где пыльные кусты отмечали высохшие русла рек. Яркое солнце отражалось от спекшейся земли желтым маревом. Они притихли, подавленные безжизненным видом, и, чтобы встряхнуться, ребе заговорил.

— Как раввин, я профессионально религиозен. Я придерживаюсь определенных правил и привычек. Некоторые из них бессознательны, например чистка зубов, а некоторые я выполняю сознательно, так как считаю, что это важно для религии и для людей; так от англичанина ждут, что он будет переодеваться к обеду даже в джунглях. Но здесь все по-другому, здесь не нужно соблюдать строгих правил. Полагаю, тот же англичанин не так уж следит за переодеванием к обеду дома в Лондоне. Может быть, все ритуалы и церемонии, что мы добавили за годы, были нужны лишь для выражения сути веры. Но теперь эта причина исчезла, и все это не так нужно.

— Забавно, — тихо протянула Мириам.

— Что именно? — Он искоса взглянул на нее, не забывая следить за дорогой.

— Что ты приезжаешь в Святую Землю и обнаруживаешь, что все это не так уж и свято.

— Понимаю, — улыбнулся он. — Но это похоже на моего друга Билли Эббота, который не чувствует себя евреем, потому что находится среди евреев. Может, я бы не чувствовал себя спокойно, будь это Святая Земля в строгом смысле слова. Помнишь, как ты была поражена, впервые прочитав израильские газеты и увидев там статьи о взломщиках, ворах и проститутках. Казалось, в Святой Земле этого быть просто не может…

— Меня больше поразило, — сказала Мириам, — что проститутку звали Рахиль, а вора — Барух.

— И все же, если бы их так не звали, это было бы не то общество, что здесь обосновалось, а музей типа колонии Уильямсбург, где людям платят за то, что они ходят в колониальных костюмах. Неплохо немножко пожить в музее, но долго не выдержишь. Здесь все иначе: короткий визит мне был бы неинтересен, но жить здесь я бы смог.

— Ты серьезно?

— Вполне.

— А раввинство? — тихо спросила она. — Ты хочешь его бросить?

Он ответил не сразу, и несколько минут они ехали молча. Затем он сказал:

— Не боюсь признать, что, возможно, я сделал ошибку.

Глава 21

По воскресеньям после обеда, когда позволяла погода, Эл Беккер заезжал за своим старым другом Джейкобом Вассерманом, первым председателем общины, ее основателем. Беккер помог ему в то время, когда община только становилась на ноги, а затем поддержал как председателя. Прежде они встречались на собраниях совета, но теперь вместо этого катались на автомобиле. У них был общий интерес — община, и говорили они большей частью о ее проблемах.

В тот раз выдался один из немногих в марте погожих дней, который предвещал чудесную весну, какая иногда бывает в Новой Англии. Вассерман уже в пальто ждал на крыльце.

— Я получил открытку от ребе, — сообщил Беккер.

— И я.

— Что он тебе пишет?

Беккер был невысоким толстяком с грубым голосом; говоря, он обычно вздергивал вверх подбородок, словно бросая вызов собеседнику.

— А что напишешь на открытке? Там был снимок Стены, а на обороте два слова — что он хорошо проводит время. По правде говоря, думаю, писала жена, а он только подписал.

— И у меня то же самое. Иногда я не понимаю ребе: мы его главная поддержка в общине, и столько раз мы воевали за него, а он нам посылает вшивую открытку, да еще написанную женой.

— Ну и что? Ты часто пишешь письма, уезжая на отдых? — В английском Вассермана бросался в глаза даже не акцент, а старание правильно выговорить каждое слово.

— Это другое дело.

— Ты тоже посылал открытки, прошлым летом из Калифорнии. И писала их миссис Беккер, верно?