Ребекка

Sometimes old copies of the Field come my way, and I am transported from this indifferent island to the realities of an English spring.	Иногда мне попадается старый экземпляр "Филда", и я переношусь с этого малопримечательного островка в настоящую английскую весну.
I read of chalk streams, of the mayfly, of sorrel growing in green meadows, of rooks circling above the woods as they used to do at Manderley.	Я читаю о ручьях меж меловых берегов, о поденках, о щавеле, растущем на зеленых лугах, о грачах, кружащих над деревьями, в точности как в Мэндерли.
The smell of wet earth comes to me from those thumbed and tattered pages, the sour tang of moorland peat, the feel of soggy moss spattered white in places by a heron's droppings.	От захватанных, рваных страниц журнала до меня доносится запах сырой земли, кислый привкус торфа с сухих болот, я ощущаю под пальцами набухший от воды мох, с белеющими там и сям пятнами помета цапли.
Once there was an article on wood pigeons, and as I read it aloud it seemed to me that once again I was in the deep woods at Manderley, with pigeons fluttering above my head.	Однажды мне попалась в "Филде" статья о диких голубях, и, когда я читала вслух, мне чудилось, будто я снова в Мэндерли, в самой глубине парка, и голуби порхают у меня над головой.
I heard their soft, complacent call, so comfortable and cool on a hot summer's afternoon, and there would be no disturbing of their peace until Jasper came loping through the undergrowth to find me, his damp muzzle questing the ground.	Я слышала их тихое самодовольное воркование, навевающее умиротворенность и прохладу в жаркие летние послеполуденные часы.
Like old ladies caught at their ablutions, the pigeons would flutter from their hiding-place, shocked into silly agitation, and, making a monstrous to-do with their wings, streak away from us above the tree-tops, and so out of sight and sound.	Ничто не нарушало их покоя, пока не появлялся Джеспер; опустив мокрый нос к земле, он бежал вприпрыжку по подлеску, разыскивая меня. Словно старые дамы, застигнутые во время омоновения, голуби суетливо вспархивали из своих убежищ, бестолково носились взад и вперед, шумно хлопая крыльями, и улетали от нас над верхушками деревьев. Вот их уже не видно и не слышно.
When they were gone a new silence would come upon the place, and I - uneasy for no known reason -would realise that the sun no longer wove a pattern on the rustling leaves, that the branches had grown darker, the shadows longer; and back at the house there would be fresh raspberries for tea.	Когда они исчезали, наступала иная тишина, и я, встревоженная, не зная сама чем, вдруг замечала, что с шуршащих под ногами листьев исчез солнечный узор, ветки деревьев потемнели, тени удлинились; вспоминала, что к чаю меня ждет свежая малина.
I would rise from my bed of bracken then, shaking the feathery dust of last year's leaves from my skirt and whistling to Jasper, set off towards the house, despising myself even as I walked for my hurrying feet, my one swift glance behind.	Я поднималась с куртинки папоротника, стряхивала с юбки лоскутки прошлогодних листьев и, подозвав свистом Джеспера, направлялась к дому, презирая себя за торопливую поступь, за брошенный назад быстрый взгляд.
How strange that an article on wood pigeons could so recall the past and make me falter as I read aloud.	Ну, не странно ли, что какая-то статья о диких голубях так живо вызвала в памяти прошлое, что я стала спотыкаться на каждой строке.