Она бросила взгляд на тропинку, за изгиб каменной стены, красной от листьев увившего ее плюща, - тропинку, пересекавшую большую дорогу, которая вела к железнодорожной станции. Там. только что поднявшись на холм и готовясь исчезнуть за гребнем, шагал незнакомый мужчина, крепкий и высокий, с торчащими из-под соломенной шляпы кудрявыми рыжеватыми волосами. Рядом с ним шла какая-то женщина, а на его плече с самым сияющим и торжествующим видом, такой же веселый, каким был в каждый час своего пребывания в Эджвуде, ехал Джек-тыковка!
У Ребекки вырвался крик, в котором материнская тоска соперничала с безнадежной ревностью. Затем она рванулась вперед и побежала вслед за исчезающим за горизонтом трио.
Миссис Кобб торопливо открыла дверь и окликнула девочку.
- Ребекка, Ребекка, вернись! Ты не должна вмешиваться в то, во что не имеешь права вмешиваться. Если бы можно было что-то сказать или сделать, я сделала бы это.
- Он мой! Он мой! - восклицала Ребекка. - По крайней мере, ваш и мой!
- Прежде всего он принадлежит своему отцу, - запинаясь, выговорила миссис Кобб. - Давай не будем забывать об этом. И мы должны быть рады и благодарны, ведь Джон Уинслоу образумился и вспомнил, что произвел на свет этого ребенка и должен позаботиться о нем. Что для нас потеря, для него находка, и, возможно, это сделает его человеком. Заходи, и мы приберем в доме, пока дядя Джерри еще не вернулся.
Ребекка упала жалким, безжизненным комочком на пол спальни миссис Кобб, надрывно рыдая.
- Ах, тетя Сара, где мы найдем другого Джека-тыковку и что я скажу Эмме-Джейн? Что, если отец не любит его, и что, если он будет забывать процеживать молоко или допустит, чтобы ребенок не ложился поспать днем? Вот что хуже всего с детьми, которые не свои, - рано или поздно приходится с ними расстаться!
- Иногда приходится расстаться и со своими собственными, - печально заметила миссис Кобб. И хотя на лице ее были горестные морщинки, она не возмущалась и не роптала, когда сложила детскую кроватку, чтобы во второй раз сослать ее на чердак. - Теперь мне еще больше будет не хватать моей Сары-Эллен. Но все же, Ребекка, мы не должны жаловаться. Господь Дал, Господь взял, да будет благословенно имя Его.
Рассказ второй
“Дочери Сиона”
I
Эбайджа Флэг ехал в Уэйрхем по поручению старого судьи Вина, на которого работал не первый год, помогая по хозяйству в доме и на ферме.
Мимо дома Эммы-Джейн Перкинс он проехал, как всегда, медленно. Она была маленькой тринадцатилетней девочкой, а он мальчиком лет пятнадцати-шестнадцати, но почему-то, без какой-либо особой причины, ему нравилось смотреть, как блестят на солнце ее толстые каштановые косы. Он восхищался ее светло-голубыми глазами и приветливым, дружелюбным выражением лица. Эбайджа был совсем один на свете и часто думал, что, будь у него возможность выбирать, он предпочел бы такую сестру, как Эмма-Джейн Перкинс, всему, что может даровать Провидение. Впрочем, когда спустя несколько лет она сама предложила ему такого рода отношения, он с пренебрежением отверг это предложение, успев за прошедшее время изменить свои намерения по отношению к ней, - но та история относится к другому времени и месту.
Эммы-Джейн не было видно ни в саду, ни на лугу, ни у окна, и Эбайджа перевел взгляд на большой кирпичный дом, стоявший на другой стороне тихой сельской улочки. Тот выглядел так, точно его закрыли по случаю чьих-то похорон. Ни мисс Миранда, ни мисс Джейн не сидели с привычным вязаньем каждая у своего окна; нигде не было видно и смуглого лица Ребекки, хотя обычно эту неуловимую маленькую особу можно было видеть, слышать или чувствовать, где бы она ни находилась.
“Ну, должно быть, весь поселок захворал и слег в постель”, - размышлял Эбайджа, приближаясь к желтому домику Робинсонов, где все ставни были закрыты и ни признака жизни не было заметно на крыльце или под навесом сарая. “Нет, не весь”, - снова подумал он, когда его лошадь медленно спустилась с холма: со стороны скотного двора Робинсонов лились пламенные сентенции, положенные на музыку “Антиоха”. Слова мог без труда разобрать любой паренек, воспитанный в традиционной строгой вере:
[Image006]
О дочь Си-о-на, под-ни-ми из пра-ха твой ве-нец!
Даже самый религиозный юноша лучше знает первые строки гимнов, чем последующие, но Эбайджа натянул вожжи и ждал, пока ему не удалось разобрать еще один знакомый стих, начинавшийся так:
Вновь стены выстрой ты свои
И созови сынов.
“Это Ребекка ведет мелодию, и я, кажется, различаю альт Эммы-Джейн “.
[Image007]
Ска-жи: от - дай ты, Се - вер, их
[Image008]
И ты, Юг, из о-ков и ты, Юг, из о-ков и т.д.
“Ну и ну! Как у них ловко выходит “вверх-вниз” в этом отрывке, который они разучили на уроках пения! Интересно, что это им вздумалось распевать гимны на сеновале? Опять какая-нибудь затея Ребекки, ручаюсь! Трогай, Алек!”