Ребекка с фермы Солнечный Ручей

- Ну, мне этого не понять, - ответила Ребекка. - Я считаю, что ребенок есть ребенок, чей бы он ни был!.. В понедельник возвращается мисс Дирборн; не захочет ли она взять его? Ей все равно нечего делать, пока каникулы, а мы могли бы все время одалживать его у нее!

- Я думаю, это показалось бы всем не очень учтивым, если бы молодая леди, которая, как мисс Дирборн, “обедает по кругу“49, носила с собой еще и ребенка, - с неодобрением отозвалась Эмма-Джейн.

- Наверное, ты права, - уныло согласилась Ребекка, - но мне кажется, что, если у нас в Риверборо нет никаких… никаких… личных младенцев, нам следовало бы завести одного для всего поселка, и все участвовали бы в его воспитании. Есть же у нас для всех здание управления, фонарные столбы и водопровод… Все распределено так неравномерно! Один дом, как мой на Солнечном Ручье, переполнен детьми, а в другом - пусто! Единственным способом распределить их правильно было бы разрешить, чтобы все дети, какие есть, принадлежали всем взрослым, какие есть, - ну, просто поделить их на всех - понимаешь? - если хватит… Ах, идея! Как ты думаешь, не возьмет ли его тетя Сара Кобб? Она часто носит цветы на кладбище и однажды брала меня с собой. Там стоит мраморный крест, а на нем надпись: “Священной памяти Сары-Эллен, любимой дочери Джеримайи и Сары Кобб, скончавшейся в возрасте семнадцати месяцев”. Да ведь это еще одна причина, чтобы тетя Сара взяла этого малыша! Миссис Деннет говорит, что ему семнадцать месяцев… На Солнечном Ручье без меня осталось пятеро, но, если бы только наша ферма была поближе к Риверборо, как охотно мама взяла бы еще одного!

- Мы могли бы выяснить, что папа думает, и это решило бы дело, - сказала Эмма-Джейн. - Папа думает медленно, но ужасно глубоко. Если мы не будем приставать к нему, а найдем место для ребеночка сами, то, возможно, он и согласится. Вот он едет, я слышу стук колес.

Миссис Деннет вызвалась остаться с гробовщиком, чтобы исполнить последние обряды, а Джек-тыковка, вместе с его скудным гардеробом, завернутым в пестрый платок, был с неохотой поднят в бричку мистером Перкинсом и с ликованием принят на колени Ребеккой. Мистер Перкинс поспешил отъехать от хибарки, так как чувствовал себя невыразимо уставшим от всего этого неприятного дела и считал, не без оснований, что девочки и так уже видели и слышали в это утро более чем достаточно такого, что называют мрачной стороной жизни.

Обсуждение будущего Джека-тыковки было предусмотрительно отложено на четверть часа, а затем мистера Перкинса безжалостно атаковали аргументами против выбора богадельни в качестве места пребывания малыша.

- Его отец непременно когда-нибудь вернется, мистер Перкинс, - убеждала Ребекка. - Не мог он навсегда покинуть такого красавца сына. А если мы с Эммой-Джейн сумеем уговорить миссис Кобб подержать его немного у себя, то вам ведь все равно?

Да, по размышлении мистер Перкинс нашел, что ему все равно. Он просто хотел жить спокойно и чтобы у него оставалось достаточно времени от общественных дел для работы в собственной кузнице. А потому, вместо того чтобы вернуться домой той же дорогой, какой они ехали утром, он перевез девочек по мосту в Эджвуд и высадил у длинной тропинки, которая вела к дому Коббов.

Миссис Кобб - “тетя Сара”, как называл ее весь поселок, - сидела у окна, поджидая дядю Джерри, дилижанс которого скоро должен был появиться на дороге, ведущей через холм в сторону почты. Поглядывала миссис Кобб и на тропинку, так как с тех пор как Ребекка в качестве пассажирки почтовой кареты совершила в обществе мистера Кобба памятную поездку с родной фермы в кирпичный дом в Риверборо, она стала постоянной посетительницей тихого дома Коббов и утехой его обитателей. Эмма-Джейн тоже была фигурой, часто появлявшейся на тропинке, но чужой ребенок - это был, пожалуй, сюрприз, хотя и не такой уж большой, поскольку Ребекка была яркой личностью и ее чаще, чем обычного риверборского ребенка, можно было увидеть в обществе необычных знакомых, приятелей или сопровождающих. Однажды она даже убежала из кирпичного дома, от его слишком суровых порядков, но дядя Джерри уговорил ее вернуться. А в другой раз она привела к их дверям бродячего шарманщика и умоляла приютить его на ночь, так как шел дождь. Так что в целом приближающаяся процессия не показалась миссис Кобб особенно странной.

Маленькая компания добралась до гостеприимной двери, и миссис Кобб вышла навстречу посетителям.

Речь держала Ребекка. Красноречие не принадлежало к числу талантов Эммы-Джейн, да и поистине храбрым и говорливым должен был оказаться тот ребенок, которому удалось бы узурпировать привилегии Ребекки, - язык был для нее родной стихией, и слова, подобранные одно к другому, сами поднимались к ее устам.