Ребекка с фермы Солнечный Ручей

- Разумеется, если есть хоть какое-то другое  место,  -  ответила  она  откровенно. - Здесь безуспешными попытками сохранить мои маленькие секреты я  изнурила себя до того, что превратилась в тень. Сначала они выяснили, что  я  хотела выйти замуж за священника, а когда он нашел  себе  жену  в  Стэндише,  стало  известно,  что  я  разочарована.  Затем  пять  или  шесть   лет   они  подозревали, что я ищу место учительницы в школе, а  когда  я  оставила  эту  надежду и занялась шитьем, они жалели меня из-за этого. Когда умер  отец,  я  твердо решила не дать никому узнать, что я получила в  наследство,  так  как  это интересовало их больше всего другого, но  оказалось,  что  есть  способы  выяснить это, и они выяснили, как я ни старалась! Затем был мой брат Джеймс,  который уехал  в  Аризону,  когда  ему  было  шестнадцать.  Тридцать  лет  я  передавала хорошие вести от него, но у тетушки  Тарбокс  оказалась  чересчур  любопытная кузина, которая ездила для поправки здоровья на запад и там нашла  Джима и написала тетушке Тарбокс все о нем, а именно  -  какие  преследовали  его несчастья. Они знали, что я вставила искусственные зубы,  что  я  начала  носить шиньон, что разносчик фруктов, овдовев  во  второй  раз,  сделал  мне  предложение. Я никогда не говорила им об этом, и, можете  быть  уверены,  он  тоже никогда не говорил, но им, в этой деревне, и не нужно ничего  говорить.  Им нечего делать, кроме как строить догадки,  и  они  каждый  раз  угадывают  правильно. Я  вымоталась  до  предела,  пытаясь  ввести  их  в  заблуждение,  обмануть, создать ложные представления. Но как только  я  попала  туда,  где  меня не клали под микроскоп днем и не наводили на меня телескоп ночью и  где  я могла быть самой собой, не добавляя при этом "с вашего  позволения",  силы  мои начали восстанавливаться. Кузен Сайрес старый человек,  и  много  с  ним  хлопот, но он считает, что  у  меня  красивые  зубы  и  отличные  волосы.  В  Льюистоне ни одна душа не  знает  о  священнике,  или  завещании  отца,  или  положении Джима, или торговце фруктами, да если бы им и сказали, им было  бы  все равно, и они тут же забыли бы, потому что Льюистон - это место, где все,  слава Богу, заняты делом!

Хотя, быть может, говоря  о  нравах  Риверборо,  мисс  Делия  несколько  преувеличивала, тем не менее легко представить, что Ребекка, так  же  как  и  все остальные дети в Риверборо, не могла не слышать во всех  подробностях  о  пропаже саней вдовы Райдаут и о предполагаемой причастности к  этому  Эбнера  Симпсона.

Ученики обычной деревенской школы не отличались излишней  деликатностью  или великодушием, и несколько изощренных загадок и стишков, касающихся  дела  Симпсона, передавались  из  уст  в  уста,  произносимые  всегда,  что  нужно  поставить в заслугу школьникам,  вполголоса  и  только  тогда,  когда  детей  Симпсона не было поблизости.

Ребекка Рэндл была из такой же семьи и имела тот же круг общения, что и  ее одноклассники, так что едва ли можно сказать, почему она  так  ненавидела  мелкие сплетни и неосознанно стремилась держаться от них в стороне.

Среди  девочек  ее  возраста  была  в  Риверборо  некая  особа,  удачно  прозванная Минни Липучкой, отнюдь не всеобщая любимица - белобрысое создание  с глазами как у хорька, длинными тощими ногами и умом, представлявшим  собой  нечто среднее между умом попугая и барана. Подозревали,  что  она  списывает  ответы задач с грифельных дощечек других девочек, хотя ее ни разу не удалось  на этом поймать. Ребекка и Эмма-Джейн отлично знали,  когда  Минни  приносит  фруктовый пирог или кусок слоеного  торта  в  своей  корзинке  с  завтраком,  потому что в такие дни она покидала веселый круг своих одноклассниц и искала  безопасного уединения в лесу, возвращаясь оттуда спустя  некоторое  время  с  радостной улыбкой на самодовольном лице.

После одного из таких тайных завтраков Минни Липучки Ребекка не  смогла  удержаться от искушения и, когда та заняла место среди угощавших друг  друга  своими лакомствами девочек, спросила:

- Как голова, Минни? Уже не болит? Позволь, я  вытру,  у  тебя  рот  в  земляничном варенье.

По правде говоря, рот совсем  не  был  испачкан  вареньем,  но  носовой  платок Минни мгновенно взметнулся к ее покрывшемуся  густым  румянцем  стыда  лицу.

В тот же день Ребекка призналась Эмме-Джейн, что  раскаивается  в  этой  проделке.

- Терпеть не могу ее манеры, - воскликнула она, -  но  мне  жаль,  что  теперь она знает, что мы ее подозреваем,  и  поэтому,  чтобы  загладить  мою  вину, я подарила ей тот маленький обломок коралла, который  держала  в  моем  бисерном кошелечке, - помнишь, я тебе показывала?

- Она этого не заслуживает, такая жадина, - заметила Эмма-Джейн.

- Я знаю, но теперь мне стало легче, - сказала  щедрая  Ребекка.  -  И  потом, он был у меня два  года,  и  он  битый,  так  что  все  равно  никуда  по-настоящему не годится, хоть и красивый на вид.