«Ребенки» пленных не берут

Прозвучала команда на выдвижение, и отряд побежал вперед, на бегу вытягиваясь в цепочку, более удобную для передвижения по узким горным тропам, чем какое другое построение. Люди бежали спокойно, даже немножко лениво, не пытаясь ставить рекорды скорости. Таким темпом они могут двигаться долго, очень долго. Впереди — почти двое суток бега с короткими ночными привалами. Нужно за два дня пройти путь, на который раньше, до Войны, уходила неделя. И прямо с марша вступить в бой. Тяжелая задача. Но они справятся. Они — лучшие.

Тэнгу еще раз обернулся на хозяина, ободряюще рявкнул и помчался. Здоровенный черный пес бежал, обгоняя всех, торопясь занять законное место в голове колонны.

Таджикистан, кишлак Шамтуч

— Салам алейкум, Шамсиджан.

— Ваалейкум Ассалам, посланец. Возможно, дэвы смутили мой разум, но разве не ты приносил послание от неизвестного друга? В прошлом году?

— Память не подводит тебя, Сержант!

— А как же ваши Правила?

— Правила пишут для тех, кто думает не головой, а чем-то ниже. А тот, кто Правила устанавливает, может и менять кое-что по собственному усмотрению. Таково самое главное Правило!

Шамсиджан расхохотался:

— Леопард Гор воистину умеет шутить! Что за подарок ждет меня сегодня?

— Еще одна горелая тряпка, пахнущая солярой. Но почему-то кажется, важен не предмет, важен тот, кто просил передать его. А слова, предназначенные для твоих ушей, еще важнее.

— Согласен, — кивнул правитель Матчи. — Я весь обратился в слух. Могу еще включить магнитофон на запись. Чтобы ни одно слово не пропало зря, — и подмигнул посланнику.

— Разговор будет долгим, Сержант, — не принял веселого тона посланник. Наверное, потому что слишком явно Шамсиджан пытался смехом скрыть волнение. — Тебе, возможно, неудобно говорить с безымянным. Моё имя Рашид.

Рахманов даже открыл рот от изумления, но сумел взять себя в руки.

— Я так понимаю, что сегодня день Главного Правила. И причины должны быть достаточно серьезны.

— Ты правильно понимаешь. Твой старый друг просил передать следующее…

Таджикистан, Душанбе

— Дела… — тихо сказал Рюмшин и повернулся к Махонько, — капитан, срочно связь с Матчой. Уточнить, не у них этот Рембо?

— Нет его у них, точно. Шамсиджан сообщил бы сразу, — откликнулся разведчик. И добавил, глядя на потухшую физиономию гостя, — не хорони старшего раньше времени. Судя по перехватам, ахмадовские его не поймали. Твой капитан, похоже, тот еще кадр.

— Есть такое дело, — вздохнул Юринов.

— Мда… — полковник облокотился на стол локтями и уперся подбородком в замок из пальцев. — Ситуация, однако… Хоть Анзоб штурмуй. Извини, сержант, — сразу же уточнил полковник. — Но на это я не пойду. Потери будут такие…

— Я понимаю, — вздохнул Борис.

В кабинете повисла неловкая тишина.

— Так, пока все старательно думают, воняя паленой резиной, товарищ сержант, пару вопросов к Вам, — первым нарушил молчание Пилькевич. — Ваш отец — альпинист? И спасатель?

— Вы знаете, где папа?!

— Где — не знаю. Но его самого в старые времена знавал. Если, конечно, не однофамильца и тезку одновременно. Отец в начале восьмидесятых работал в спасслужбе в Приэльбрусье?

— Работал, — отозвался вновь потухший Боря, — а перед самой Войной в Фанских горах был. В альплагере. Был я в том лагере. С Фаррухом ездили. Развалины одни…

Борису было хреново. Очень. Надежды на Дивизию таяли с каждой минутой. Даже то, что основная задача разведки была уже выполнена, не радовало. Да, Дивизия готова принять и Бригаду, и гражданских. И места всем хватало, и ресурсов. Осталось только установить связь с Пчелинцевым… Маршрут проложен. Переправа под Самарой вполне решаема. Проблема мелкая. Уфимцы обеспечат коридор через Петропавловск, а Умид — проход хоть до Пенджикента, хоть до Душанбе. Воевать ни с кем не придется. Это, если смотреть на плюсы, забыв о минусах.

Родных так и не нашел. Вдруг мелькнула надежда, что пожилой полковник что-то знает. Но всего лишь, папин знакомый по старым делам. Если папа выжил, почему с ним не связался? Еще и Андрей пропал и неизвестно, жив ли вообще. Что делать дальше — непонятно… Ехать к Фарруху и попытаться пройти в Проклятое ущелье? Или искать Андрея? Где искать? Надеялись, что он в Матче…

От размышлений отвлек вопрос Пилькевича.

— В каком лагере Вы были с Фаррухом?

— Артуч, кажется, — попытался вспомнить Юринов.

— Виктор ездил в Алаудин.

Другой лагерь? Надежда вспыхнула с новой силой.

— Где это?

— Соседнее ущелье. Пасруд.

— Где злые духи?

— Оно самое! — Пилькевич многозначительно посмотрел на Рюмшина.

— Вы о чем? — спросил тот.

— О Витьке, Сергей Павлович. О том самом альпинисте, который все-таки в Пасруде! О Викторе Юринове, отце сержанта! О моей вчерашней гипотезе.

— Они живы? — вопрос дался Борису с трудом.

— Не хотелось бы зря обнадеживать… — начал Пилькевич.

— Живы, — оборвал полковника Дамир, о котором успели забыть. — Все твои живы.

Присутствующие уставились на него как на привидение. Потом Рюмшин грохнул по столу кулаком:

— Мне кто-нибудь объяснит, что тут происходит? Какого хрена мы уже два часа обсуждаем секретные вещи при постороннем, как будто он шкаф или тумбочка! А, Паша?