Ребенок

– А по какому праву вы это сделали?!

Я была настолько ошарашена этим прокурорским тоном, что поначалу отвечала робко.

– Мне так удобно… завозить коляску…

– Вы в этом доме без году неделя – и свои порядки здесь устанавливаете?!

Теперь бабулька начала трястись от гнева, а я успела прийти в себя и собрать силы для обороны.

– В чем, собственно, дело?

– Да ваши железяки людям пройти не дают! Старые люди вынуждены бочком пробираться, чтобы только ей было удобно.

Я беспристрастно посмотрела на скат. По обеим его сторонам было добрых полметра для прохода.

– Здесь же достаточно места!

– Кому это достаточно?! Где достаточно?! Только въехала – и будет здесь что-то переделывать. Убирайте это все немедленно! Да я в милицию сейчас позвоню!

Последняя угроза окончательно уверила меня в том, что бабулька беснуется от собственного бессилия. Ведь она не хуже меня знает, что милиция, заваленная делами о заказных убийствах, откровенно посмеялась бы в ответ на предложение разобраться с несанкционированной установкой ската. Но откуда такая злоба? Из подъезда вышли две другие бабульки, первая с криком призвала их в свидетели, и против меня объединилась целая коалиция. Мне бы следовало, не реагируя, завозить коляску наверх и закрывать за собой дверь, но я стояла как загипнотизированная их ненавистью ко мне. Вот он, воспеваемый во всех печатных изданиях русский народ-богоносец, прокладка между Востоком и Западом, носитель какой-то там вселенской идеи! Что случилось с этими старыми женщинами? Настигшая их в юности война? Голодное десятилетие разрухи? Годы, убитые на стояние в очередях и на ожидание светлого будущего? Рухнувший во время перестройки привычный миропорядок? И вот – последняя капля: невесть откуда появляется неизвестно какая девчонка и без спроса меняет привычный облик их подъезда. Пожалуй, их можно понять, но вот смириться с ними, пожалуй, нельзя. К ярости всех присутствующих (которых было уже пятеро), я усмехнулась и молча повезла Илью наверх.

На следующий день я обнаружила, что одну из рельс пытались отодрать и даже немного расшатали. Но на этом атака бабушек захлебнулась, и в дальнейшем меня ждала лишь холодная война: на мои приветствия они отвечали демонстративным молчанием.

Плюс – на минус, плюс – на минус, плюс – на минус дает… «Плюс!» – от всей души хотелось бы сказать мне, тем более что к такому ответу подталкивала сама мелодика предложения. Но математика неумолима: получался минус. Даже такое огромное преимущество, как решившийся материальный вопрос, не могло перевесить омерзительное чувство зависимости от некогда близкого мне человека. А окончательно добивало меня то, что Антон никак не пытался перестроить наш вежливо-нейтральный стиль отношений. Наверное, наличие меня с Ильей в качестве иждивенцев и не более того его действительно устраивало: материальных затрат он не нес – все, как и прежде, оплачивали родители; совесть была спокойна; быт – полностью доверен женским рукам; образ жизни никак не изменился, разве что по выходным, перед тем как отправиться куда-нибудь с друзьями, Антон иногда выходил со мной на прогулку. Полагаю, что он это делал из тактических соображений: нельзя же полностью игнорировать живущее с тобой бок о бок человеческое существо!

За подсчетом плюсов и минусов я на время совершенно забыла об Илье, но это было естественно – ведь не вспоминает же раб-галерник о том, что он прикован к веслу, рано или поздно это весло становится частью его самого. Вспомнила же я о ребенке по довольно необычному поводу.

Я решила поздравить Антона с Двадцать третьим февраля. Я делала это скорее из чувства долга перед содержавшим меня человеком, чем из какого-либо другого чувства. Оба мы благополучно пропустили День святого Валентина – отмечать праздник влюбленных в нашем положении было как-то неуместно, – но мужской день не заметить было нельзя. Не имея личных средств, а стало быть, возможности купить подарок, я просто испекла роскошный торт «Наполеон» – Антон, как ребенок, был неравнодушен к сладкому. Я по всем правилам обмазала торт взбитой с сахаром сметаной и посыпала шоколадной крошкой, а из найденных в доме запасов вина приготовила коктейль. Края коктейльных рюмок я обмакнула в варенье, а затем – в сахар, чтобы получилась настоящая «ледяная» корочка. Поверх я насадила надрезанные ломтики лимона. Я расставила эти яства на каких-то явно дорогих столовых салфетках, найденных в кухонном шкафу, и зажгла свечи в старинных кованых подсвечниках. В небольшую вазочку я поставила ветки прихваченной морозом рябины.