Ребенок (не) от бывшего мужа

Я действительно ушла, а Макс, на удивление, меня отпустил. Молча, лишь глядя с каким-то осуждением, непониманием и разочарованием одновременно.

Отпустил.

Отпустил, потому что я никогда не была ему нужна.

Если вспомнить с того, как все начиналось, то можно понять, что Орлов всегда преследовал свои цели, а я была лишь инструментов в их достижении. Ясное дело, что надобность во мне отпала, когда братья приняли его с распростертыми объятиями. И ничего, что я неделями билась над этим так, будто от этого зависела жизнь.

Наша с ним жизнь.

Не знаю, почему, но чувствовала себя дурой. Использованной и преданной дурой.

Но как? Максим никогда не обещал настоящих чувств, отношений, свадьбы.

Я вбила себе все это в голову сама.

Занялась устройством дома так, будто он был моим.

Заботилась об Орлове так, будто он тоже был… моим.

Пыталась примирить его семью друг с другом так, будто была одним из ее членов.

На самом же деле, у нас был контракт.

И Мила, которая родилась по воле случая.

Максу не была нужна ни я, ни наша дочь.

Да, он неплохо к ней относился, но он никогда ее не ждал, не планировал и поначалу очень долго отказывался.

Обдумав все это, взвесив все против и еще раз против, я собрала свои многочисленные вещи, вещи Милы и отправилась… домой.

Да-да, домой.

В родную деревню, где меня, конечно же, никто не ждал.

Тетя встретила меня, не сказать, что с распростертыми объятиями.

Сначала я получила тумаков, затем, очень длинный выговор, в котором, чего только не было. И что я дурная, и что шалава, испортившаяся в Москве, и что меня нельзя было отпускать дальше местного магазинчика, а меня отправили в саму столицу, и что принесла с собой приплод.

А потом тетя увидела Милу и, кажется, оттаяла.

Дом, в который я вернулась, оказался совсем не таким, каким я его помнила.

Во-первых, тетка сделала ремонт, даже организовала небольшую пристройку. Во-вторых, купила новой мебели, вещей. А еще высадила, наконец, глициний, о которых давно мечтала.

Дети, разъехавшиеся по разным крупным городам, помогали, кто чем мог.

Но что-то в нем изменилось. И во дворе, и в самом доме. Что-то помимо внешней мишуры.

— Совсем пустой, — озвучила мои мысли тетка, садясь за большой, круглый стол времен советского союза. Мы за ним часто мешали тесто, делали домашние вареники или пирожки.

— Теть Лид… ты в порядке? — Я села рядом и осторожно коснулась худого плеча родственницы.

Она выглядела, как и всегда. Строгая юбка в пол, аккуратная белая блуза, старомодная косынка на голове, только вот глаза… глаза были грустными, а раньше всегда горели живым огнем.

— Знаешь, Анька, я вот думала, выращу вас всех, разъедитесь вы в разные стороны и, наконец-то, я вздохну! Смогу отдохнуть хоть немного… — тетка грустно усмехнулась. — И так и получилось. Вы все выросли, поуезжали из дома и забыли обо мне, о родной деревне. У меня ведь уже почти год, как никого не было из вас в гостях…. Деньги вы все регулярно шлете, я вон, смотри, — пожилая родственница обвела взглядом дом, — и ремонт сделала, и все, наконец-то, чисто, аккуратно, да только вот на душе пустота, а на сердце камень. Горько это – одной остаться.

Я опустила взгляд в пол.

Надо же. Действительно, так и получалось. Я, все мои кузены и кузины разбежались, кто куда, а о матери позабыли. Только деньгами откупались. Я ведь из столицы тоже ни разу не приезжала, чтобы навестить ее. Да что там, звонила, если раз в месяц, и то, считай, хорошо.

— Прости нас, теть Лид…

— Я думаю, что это моя вина. Я была… не лучшей матерью, — тетка нервно затеребила краешек юбки, а я, не раздумывая ни секунды, тут же потянулась обнимать ее.

— Перестань! Перестань говорить глупости! Ты была замечательной мамой, просто вырастила неблагодарных детей! Это все мы!

Мы с теткой проплакали не меньше часа, а затем своим плачем нас разбудила Мила, чем, впервые за все время моего возвращения, заставила нас рассмеяться.

— Это откуда у нас такая красавица взялась?

Нам потребовался целый день, чтобы наговориться по душам, выплакать все слезы и разложить все привезенные с собой вещи. Благо, что теперь дом, в котором раньше никто не помещался, теперь имел целых две пустые комнаты. Именно их мы с дочерью и заняли.

— Даже не знаю, как тебе на это ответить, теть, — усмехнулась я, тут же получая кухонным полотенцем по шее. — Ауч, — я рассмеялась, стоя у плиты.

На дворе уже был вечер, я жарила картошку с грибочками и лучком, а тетка мыла только собранные огурцы и помидоры. Все же, сад и огород – это было здорово. Когда все свое, натуральное, полезное и, самое главное, вкусное.

А какой в деревне был воздух! Это вам не душная столица с ее выхлопными глазами и вечными пробками, смогом и пылью!

— Где папка-то ее, я спрашиваю?

— Он – козел.

— Они все козлы, Аня. Я же тебя…

— Говорила, предупреждала, знаю. Но этот прям козел года, — нахмурилась я, выключая конфорку.

— Где нашла его?

— Он – хозяин особняка, в котором я поехала работать.

— Богач?

— Мягко выражаясь.