Ребенок от чудовища

«Мы сделали все, что могли», «Ваша дочь погибла внутриутробно», «Ничего нельзя было сделать», «Мои соболезнования», – обрывки речи врача стучат в голове, грозя пробить череп.

Я думал, что самое страшное в моей жизни – смерть родителей. Я ошибался. Самое страшное – когда у тебя отбирают возможность взять на руки своего ребенка. Когда тебе придется его хоронить, не успев даже насладиться моментом рождения чуда…

И я, черт побери, понятия не имею, как сказать о случившейся катастрофе Авроре. Как сказать этой хрупкой девушке, что против воли осторожно вошла в мое сердце и заняла там главное место, что к смерти ее родителей на нее свалилась еще и смерть долгожданного ребенка?..

Эта новость убьет ее. Уничтожит. Я буду смотреть, как она умирает, бьется в агонии, и ничего не смогу сделать. Это и есть мое наказание. Потому что невозможно подобрать слов, чтобы «аккуратно, не травмируя» сказать женщине, что ее ребенок не сделал первый вдох и не увидел этот мир. И никогда не сможет этого сделать. Таких слов не существует.

Удивительно, как этой девушке удалось незаметно сделать то, что все эти годы не удавалось никому: тихо войти в мою жизнь и изменить меня. Я не признавался в этом самому себе, но именно Авроре это удалось. Она смогла распечатать все то, что я спрятал глубоко внутри после смерти родителей: умение ценить, радоваться жизни и любить. Вот только это сыграло со мной очень злую шутку – потому что эти чувства привели за собой боль, вспоров мою грудную клетку и вынув сердце наружу.

– Прости меня, – произношу вслух. Я – слабак, потому что признаюсь ей в том, что давно, с самого начала должен был сказать, сейчас, когда Аврора меня не слышит. – Это я во всем виноват. Я должен был настоять, объяснить, почему тебе надо было сделать аборт еще тогда. Забыть обо мне и больше никогда не приближаться на пушечный выстрел. Дело в том, маленькая, что у меня есть «поломанный» ген, и велика вероятность, что моим детям тоже он передастся. Только вот последствия будут очень плачевными. Как с нашей маленькой Викторией. Вот почему я настаивал на генетике и обследованиях. Но даже они не помогли…Вот почему я не хотел рождения этого ребенка – не потому, что я – чудовище…Хотя и тут ты оказалась права: я самое настоящее чудовище. Я сломал тебе жизнь, хотя ты ни в чем не виновата…

Внезапно характер писка приборов меняется. Бросаю взгляд на Аврору и вижу, как дрожат ее ресницы, как медленно распахиваются веки, и она с трудом смотрит на меня. Хмурится, как будто не узнает, но когда все же фокусирует взгляд, кажется, заглядывает прямо в душу и все понимает без слов.

– Артем…– умоляюще шепчет едва слышно потрескавшимися губами.

Прости, моя девочка, но я – не волшебник. Я – самое настоящее чудовище.

Аврора

Говорят, что связь матери с малышом самая крепкая. И мама может чувствовать своего ребенка на расстоянии.

Я понимаю, что что-то не так еще до того, как открываю глаза и вижу бледного и серьезного Волкова. Потому что чувствую, что той самой крепкой связи нет. Вообще нет никакой связи.

Ребенка внутри меня нет.

Меня заливает густым, темным и черным страхом. Заливает, и я захлебываюсь. Не могу дышать. И самое паршивое – я не могу понять причины этого состояния. Просто что-то не так.

– Артем…– шепчу, направляя все силы на то, чтобы поднять руку и убедиться в самом худшем. С огромным трудом, но мне это удается. На месте живота пустота. Вернее, шрам, который я нащупываю. Я стону и крепко зажмуриваюсь.

– Тихо, тихо, девочка, – бормочет подскочивший Артем. Медленно поворачиваю голову и стараюсь сосредоточить на нем взгляд. – Не двигайся. Я сейчас позову врача.

С непонятно откуда взявшейся силой вцепляюсь в руку Артема и сжимаю.

– Дочь…Где мой ребенок? Пусть мне ее принесут.

Именно в этот момент в коридоре раздается стук колес кувеза и плач младенцев. Я с надеждой смотрю на дверь. Вот сейчас она распахнется, въедет этот кувез, и мне дадут прижать к груди мою драгоценную доченьку. Я наконец-то ее обниму. Поцелую лобик, щечки, носик. Буду долго-долго смотреть, гадая, на кого же она похожа. Спать не буду, наслаждаясь каждой секундой. Буду оберегать ее сон и шептать, как же сильно я люблю нашу Викторию.

Но дверь не распахивается. Кувез едет дальше по коридору, а стук колес и плач ребенка становятся все тише, пока совсем не смолкают.

Я перевожу взгляд на Артема и сильнее сжимаю его руку.

– Пожалуйста…Пусть принесут нашу девочку…

Артем молчит, никак не реагируя на мою просьбу. Я внимательнее вглядываюсь в его лицо, и, наконец, понимаю, что не так.

Отчаяние. Боль. Безысходность.

Они пропитали комнаты палаты и висят тяжелым облаком. Именно это я почувствовала, когда очнулась. И эта троица не только в палате. Они во мне. Внутри.

– Аврора, наша дочь…Она…

– Нет, – шепчу, стараясь привстать на локтях. Но у меня совсем нет сил, и руки не слушаются меня. – Нет!!! – ору во всю силу легких. – Не говори так! Это неправда! Это все неправда!!

– Аврора, пожалуйста…Врача! Кто-нибудь позовите врача!