Ребенок от подонка (СИ)

— Виноват, но не во всем. Я тоже виновата, – скривилась. — Не заметила подмену. Упустила болезнь. Сын чуть не угорел в пожаре. Позволила дедушке надрываться, помогая содержать ребенка. Мой родной ребенок выжил чудом, живя с наркоманкой. Я тоже виновата, Камиль.

Я сказала правду, но в глубине души не перестала думать, что не брось меня Камиль, ничего этого возможно бы не случилось. Иррациональные мысли, которые не дают мне покоя, но озвучивать их я не стану. А лучше вообще об этом не думать.

Камиль поднял наши сцепленные ладони, и поцеловал костяшки моих пальцев. Чертовски пронзительно. Простой жест, но один из самых интимных в моей жизни, а у нас многое было.

— Главное, поспи. Силы понадобятся, Сонь, – Кам проводил меня до дома, помыл руки, и вместе со мной подошел к Лёве. Поднял его на руки, и прижал к себе. — Сонь, помни, что с Марком пока ничего не выяснилось, и не факт, что у него муковисцидоз. И никому мы его не отдадим. Давай будем эгоистами?! Он наш, и все тут!

Я не смогла на это ничего ответить. Кам поцеловал Лёву в макушку, и легко притянул меня к себе:

— Сонь, знаю, что сейчас не время. Но, может, поцелуешь меня? – прошептал, склонив голову, и прижался лбом к моему лбу. — Я так сильно тебя люблю, и я охренеть как соскучился по твоим губам. Один поцелуй, Сонь. Подаришь?

КАМИЛЬ

Соня кивнула, и я прижался своими губами к ее губам – мягким, податливым, нежным. Она чуть дрожит, хотя мы уже не на морозе, отвечает на поцелуй слабо, но главное, что отвечает! И я целую ее, как в самый первый раз. До Сони у меня было много девушек, и поцелуи казались чем-то вроде этикета – обязательным, чтобы перейти к основному. А целовать Соню крышесносно.

Скользнул языком в ее рот, и меня накрыла ударная доза эндорфина.

Черт, как я вообще без нее жил эти шесть месяцев? И жил ли я?!

Прижал к себе ее – истончившуюся, вжал в свое тело. Хочется гораздо большего, чем поцелуй. Хочется всего! И Соня отвечает, но я не чувствую, что она меня хочет, что ей вообще нужна моя близость.

Нужно подождать. Она отойдет, и со временем сможет простить.

— Отдыхай. Утром заеду за тобой, – сказал, с трудом оторвавшись от ее припухших губ.

Но не удержался, и еще раз поцеловал на прощание.

Придется действовать также, как в начале знакомства. Сначала знакомство, затем встречи, проведенное вместе время, поцелуи, а затем уже настоящая близость. Потерплю, не сдохну.

Я поехал в больницу. Сидел всю ночь в коридоре, и пытался понять что вообще произошло. Я не великий аналитик, довольно-таки средний, но даже моих способностей хватает, чтобы понять – здесь что-то не сходится.

Детей подменили – такое редко, но бывает. Но подменили не в роддоме, это не случайность, не ошибка. Соня и Дарина на разных этажах жили, а значит, случайность исключена. Случайно принести Соне Марка, а Дарине Лёву – это двойная случайность, а значит, уже намеренная подлость.

Зачем это нужно акушерке? Знала ли Дарина? Знала ли тёща?

Одно ясно – не знала Соня. А я, вместо того чтобы помочь разобраться, послал ее, и улетел из страны.

Соня набрала меня в шесть утра, и заставила приехать за ней. Была мысль ехать медленнее, чтобы она отдохнула, но я отбросил эту идею – отдыхать она не будет, будет ходить, мерять шагами квартиру и нервничать.

— Ты хоть немного спала? – взглянул в ее уставшее лицо, и Соня кивнула. — Врешь?

— Немного спала. Я ведь знаю, что не спать невозможно, – улыбнулась мне слабо. — Но на полноценный сон меня не хватило.

Она продолжила одевать весело пинающегося Лёву.

— С собой его берешь?

— Вы ведь в интенсивной будем, там людей мало, и он ничего не подхватит. Я в курсе, что здоровых малышей лучше по больницам, где много заразы, не таскать, но ему там ничего не грозит. Да и с дедушкой я не могу его оставить, у няни давление, соседку бесконечно просить о помощи я не могу, а тебе бы самому выспаться.

— Я останусь с тобой, – взял малыша на руки, и мы с Соней вышли из дома.

— Я дедушке так ничего и не объяснила. Не знаю, что сказать, – растерянно поделилась со мной она. — Итак всех потеряла. Знаю, дедушка не будет сто пятьдесят лет жить, он не вечный, но боюсь, что эта новость его добьет.

— Не говори, пока ничего не ясно.

— Уже все ясно. Муковисцидоз, – поморщилась Соня.

— Он пока не подтвердился! – сказал, хотя сам уже никакой надежды не испытываю. — Но даже если муковисцидоз, то у Марка будет лучшее лечение, отвезем его в Израиль или в Штаты. Надо будет, сами переедем. И медицина на месте не стоит, Сонь. Уверен, через пару лет создадут лекарство, с помощью которого люди с этим заболеванием будут умирать от старости, а не от осложнений.

Соня кивнула, а затем улыбнулась мне, благодаря за подбадривание.

Мы вышли из машины, я достал Лёву из его кресла, а Соня взяла рюкзак, который я не заметил сначала.

— Это для Марика. Наверное, врачи не разрешат, но здесь его любимая игрушка, маленький плюшевый плед и прочие мелочи. Он ведь капризный, его мало что успокаивает. Хотя капризы все из-за того, что ему плохо было, – снова помрачнела Соня, и я обнял ее за талию.