Ребенок зеркала

Он начинает рисовать солдата. «Ну вот! Знаете, в тот день то, о чем я хотел Вам сказать, так вот, я так и не выполнил. Ого! Сегодня я могу Вам сказать, мне это все равно. Это было так, как будто несчастный случай случился с моим папой. А после я не знал, что он умер. Это было так, что ему отрезало обе ноги, или голову, или что его придавило упавшим домом, когда он шел мимо. Так вот. Это кончилось». – «А что ты написал у меня на бумажке, а потом зачеркнул?» – Я написал: «Он убит, папа». Молчание… «Это странно, Вам не кажется, иметь такие мысли…» Он рисует самолет, сомневается, зачеркивает, снова начинает, берет другой лист. Нет, лучше ракета, нет, это слишком трудно, потому что она поднимается на воздух. Снова рисует самолет и все время недостаточно места, чтобы передняя часть (или задняя) вместе получились на листе.

Терапевт: «Что ты думаешь по поводу самолета, у которого нет головы или нет хвоста?» – «Это папа! Он говорит, что у моих рассказов нет ни головы, ни хвоста. Да, но когда он был маленький, ракет еще не было. Люди, они раньше были не такие хитрые. Они не могли устроить войну с атомными бомбами. У них были только ружья и пушки. Но тогда мы более хитрые, чем они, не я, но когда я вырасту, я придумаю такие вещи, которые не может папа. Папа, он мне сказал, что, когда дедушка был маленький, не было самолетов, электричества, даже Эйфелевой башни, автомобилей, ничего такого. Это потому, что они были глупые».

Мы видим на этом сеансе амбивалентность по отношению к отцу, тревогу кастрации, можно сказать, все тревоги кастрации: тревогу в связи с невозможностью стать мамой, с возможностью ей быть мамой, потребность превзойти отца и никого не убивать. Идентифицироваться с ним и бояться его до представления возможной смерти, потому что, чтобы стать сильным, надо интроецировать кого-то сильного. («Если победа легкая, триумф будет бесславным»[10].