— А ты думала, что Северный — медвежий угол? — И Герта тоже прильнула к занавесу.
Леня, проходя мимо, тронул меня за плечо.
— Текст пьесы у тебя?
— Ага!
— Тогда, товарищ Гоша, скрывайся в будку. Вот-вот начинаем.
Из-за перегородки вышли Самсон Николаевич и Юрий Михеевич.
— Смотрите, Самсон Николаевич, не перепутайте, прошу вас, — говорил возбужденно старый актер, — объявите: слово предоставляется основателю и художественному руководителю Студии революционного спектакля, постановщику и автору инсценировки «Красных дьяволят» товарищу Юрию Михеевичу Походникову.
— Не беспокойтесь, — авторитетно заверил председатель завкома, — не перепутаю.
— Можно давать третий звонок! — распорядился Юрий Михеевич.
— Тишина! — негромко скомандовал Леня. — Все участники по местам!
Самсон Николаевич, повторив еще раз титулы и должности Юрия Михеевича, пригладил волосы и, приоткрыв немного занавес, протиснулся на просцениум[21]
, а я в этот момент юркнул в суфлерскую будку.Появление своего председателя завкома зрители встретили дружными аплодисментами, а когда он сказал, что сейчас выступит сам руководитель студии, аплодисменты усилились.
— Просим! Просим! — неслось из зала.
Устроившись поудобней в тесной будке, я приготовился слушать Юрия Михеевича. Он вышел на просцениум с меланхолической улыбкой, раскланялся направо и налево, откашлялся, выждал, пока публика успокоится, и начал речь. Старый актер рассказал и историю возникновения Студии революционного спектакля, и об участниках сегодняшней инсценировки, и о старших студийцах, и о будущих репертуарных планах.
— Почему, уважаемые товарищи зрители, — говорил Юрий Михеевич, расхаживая по просцениуму, — я так подробно, так обстоятельно обрисовываю вам деятельность нашей студии… Не для красного словца! Нет, нет, нет и триста раз нет! Я хочу на ярких примерах показать, какая возможность открылась при Советской власти для людей, желающих заниматься великим театральным искусством. Корифей русской сцены, мой вдохновитель, Владимир Николаевич Давыдов мог в дореволюционные годы лишь мечтать о сием расцвете народного театра… Среди вас, уважаемые товарищи зрители, находится Игнат Дмитриевич Петров. Однажды я услышал от него печальную житейскую повесть… Игнат Дмитриевич, вы не возражаете, если я поведаю вашим землякам кое-что о Катеньке Санниковой?
— Валяйте, Юрий Михеевич! — послышался знакомый старческий голос. — Чего уж там, побей меня бог.
И руководитель Студии революционного спектакля рассказал публике историю, которую мы с Глебом еще осенью узнали от самого Игната Дмитриевича. Правда, передавал Юрий Михеевич все более красочно и эффектно: с выделением отдельных слов, с паузами.
— Игнат Дмитриевич, — восклицал Юрий Михеевич, — требовался богачам Санниковым только как физическая сила! А кто-нибудь и когда-нибудь догадался ли предложить ему роль в пьесе пусть хотя бы эпизодическую? Никто не догадался… Сейчас же вы, уважаемые товарищи зрители, увидите в главной роли внука Игната Дмитриевича Петрова — Глеба Пиньжакова…
Из жителей Северного мало кто смотрел кинофильм «Красные дьяволята», поэтому весь спектакль прошел «на ура». Приключения Мишки-Следопыта, Дуняши-Овода и китайчонка Ю-Ю, сумевших отнять коней у кулака Гарбузенко, винтовки, наганы и клинки у махновского конвоя, похитить в бандитском штабе секретные документы, выбраться из вражеского окружения и даже поймать в мешок батьку Махно, воспринимались зрителями как истинные события. Зал искренне смеялся, искренне негодовал и особенно возмущался претензиями батьки Махно, возомнившего себя «великим человеком». Подвиги «дьяволят» сопровождались одобрительными возгласами, а поступки бандитов и их приспешников — свистом и злыми выкриками. Перед последним действием Юрий Михеевич не выдержал и попросил публику умерить темперамент хотя бы наполовину…
В поезде почти до самого города мы вспоминали сегодняшние гастроли: такого успеха у нас никогда еще не было.
— Завидую вам, товарищи, завидую! — восторженно говорил Леня. — И заверяю, что в следующее воскресенье «Любовь Яровая» пройдет на подобном же уровне… Верно, Юрий Михеевич?
— Надеюсь, Леня, конечно, надеюсь, — улыбнулся руководитель студии и на весь вагон спросил: — Как, юные друзья, поняли вы, ощутили еще раз, что значит великое искусство сцены?
— Поняли, Юрий Михеевич! — ответил ему дружный хор.
— Послушай, Гошка, — хитро сказал Глеб, толкнув меня в бок, — болтают, что твой лучший друг управляющий концессией сразу после вступительной речи Юрия Михеевича из зрительного зала убежал. Почему? Объясни.
— Брось сочинять, — отмахнулся я. — Вовсе он не мой друг.
— Не твой? Удивительно… А чей?
— Общий! — выпалил Петя Петрин.
Все рассмеялись, не удержался и я.
— Да, — строгим тоном произнесла вдруг Галина Михайловна, — сегодня ваши воспитанники, Юрий Михеевич, отличились, но, если завтра утром они проспят и опоздают к первому уроку, пусть снисхождения не ждут.
Юрий Михеевич галантно поклонился нашему групповоду.
XIX