А Царь в это время думал, как бы поскорее избавиться от докучливых расспросов и подняться на пятый этаж к Зубаревым, передать письмо. Появившаяся среди ребят взволнованная Дунечка Пузина сообщила печальную весть:
— Наша Фрося-то в больнице совсем умирает.
— К-как умирает? — не своим голосом спросил Царь.
Ванюшка вздрогнул и побледнел.
— Тетушка Дарья пришла из больницы, так и грохнулась, завыла. В больнице сказали ей: «Не выживет, в огневице лежит и чуть дышит». — У Дунечки брызнули из глаз слезы.
— Выживет, — успокоил кто-то.
Но веселое настроение у ребят сразу угасло.
Уже темнело. Ребята расходились. С Царем остались только несколько человек.
Кто-то из них вдруг вспомнил:
— А ночевать-то ты где будешь, Царь? Ваша комната-то опечатана.
— П-пересплю где-нибудь, — мрачно отозвался бездомный Царь.
— Пошли ко мне... Ко мне... — наперебой раздавались голоса друзей.
— У нас ночуешь, — тянул Царя к себе Серега Копейка.
— Ночуй у меня, — звал Цветок, беря Царя за здоровую руку и намереваясь вести за собой. — У нас койка свободная. У нас не заберут.
Пообещав Цветку прийти к нему. Царь направился к подъезду у ворот, ощупывая в кармане заклеенный конверт с письмом. Смело одолел он два этажа. Но чем, выше, тем медленнее и нерешительнее становились его шаги. Размышлял Царь, как он заговорит с Зубаревыми. На подступах к пятому этажу шаги Царя стали совсем беззвучны. Он остановился на площадке, чувствуя, как у него бьется сердце и немеет язык.
На площадке мужество окончательно покинуло Царя. Постояв немного и видя, что никто не выходит, Царь медленно стал спускаться, ругая себя за нерешительность.
«Завтра кому-нибудь из девчонок доверю. Они отнесут», — думал он.
Внизу на лестнице он встретился с Ванюшкой.
— Ты чего здесь? — изумился тот.
— Ночевать иду... к Цветку, — сообщил Царь, не расположенный к разговору.
— Ночевать к Цветку? — изумился Ванюшка. — Да он... — С языка у Ванюшки чуть не сорвались разоблачающие Цветка слова, но он вовремя остановился: кляузничать он не любил. — Пошли лучше к нам. — Ванюшка потянул Царя к себе.
Мать Ванюшки была дома.
— Это я и Царь! — бодро сообщил он, переступая за порог. — Царь у нас ночевать будет. Можно?
Немного спустя Ванюшка с Царем сидели за столом.
— Ешь, не стесняйся, — потчевала Антипа Липа Николаевна, видя, что тот едва притрагивается к ужину и морщится: ломила и как в огне горела простреленная рука.
А поздно вечером, когда ребята уже спали в соседней комнате, она держала в руках гимнастерку Типки и зашивала порванный ворот.
«Сирота, — думала Липа Николаевна, — неухоженный, у чужих людей. Не то что мой...»
Вышла в соседнюю комнату. Посмотрела. Поправила одеяло. Спали ребята вместе на одной кровати, как братья, оба светловолосые, стриженые. А Ванюшка, повернувшись лицом к Царю, даже обнял его.
Утром, так и не передав письма. Царь явился в дежурку завода. Он шатался, поднялась температура, под сбившейся повязкой распухла простреленная рука. Рабочие на извозчике отвезли Царя, как солдата, в лазарет.
Врач только покачал седой головой, осматривая рану.
— Заражение, — сказал он, — кабы руку не пришлось отнимать.
Царя оставили в лазарете.
Больше месяца Фроська пролежала в тифозном отделении больницы. Когда же она выписалась и. пошатываясь, вышла первый раз на двор. Ванюшка с трудом узнал ее. Была она наголо острижена, как мальчишка, и желта, как лимон. От прежней Фроськи остались только большущие глаза. Но все же это была она, та самая Фроська. Острая до слез жалость облила сердце Ванюшки. И странное дело: худенькая, как былинка, стриженая, пожелтевшая Фроська вдруг снова стала бесконечно дорога ему.
— Чего глядишь-то? — сразу упрекнула его Фроська. — Наговорили вам тут. А я вот назло тебе умирала, да не умерла.
Она с прежним задором тряхнула стриженой головой.
— Почему? — совершенно невпопад спросил Ванюшка, сбитый с толку начавшимся разговором.
— А ты хотел, чтобы я умерла?
— Не-ет.
— Тебе жалко было бы, если бы я умерла? — продолжала свой допрос Фроська.
— Жалко, — признался Ванюшка. И, не желая давать повода Фроське снова взять власть над ним, добавил: — Так, немножко...
— А я все равно с того света пришла бы и глаза тебе выцарапала, — пообещала Фроська.
Ванюшка невольно поежился. После такой длительной разлуки разговор снова ему не нравился.
— За что же? — спросил он.
— А ты не знаешь?
Ванюшка недоумевающе пожал плечами.
— Ты Катьке сахар давал, когда я умирала?
«Все знает, все», — с невольным удивлением подумал Ванюшка. Он не стал кривить душой, признался.
— Давал, просто так. Один, нет, три раза. Только по кусочку. Хочешь, я тебе сразу пять кусков принесу?
— Нужен мне твой сахар. — Фроська пошатнулась: закружилась голова. Долго гулять она еще не могла.
Ванюшка попридержал ее.
— Проводить тебя? — предложил он. Если бы она согласилась, он взял бы ее на руки и дотащил бы до дома.
Силы у него были, для Фроськи он не пожалел бы себя. Но Фроська не захотела, чтобы кто-то ее провожал, и одна поплелась домой. Ванюшка все же догнал ее и осторожно повел под руку.