Ребёнок от босса. Научи меня любить

— Закончила? — спрашивает, когда я замолкаю.

Вместо ответа просто поджимаю губы и буравлю босса гневным взглядом.

От непрошибаемости этого мужчины меня колотит. Я очень миролюбивый человек. Меня вообще крайне сложно вывести из себя или разозлить, но это... это уже перебор!

— Нет, я не закончила, — всё-таки не сдерживаюсь, хотя и не собиралась дальше продолжать этот диалог. — Нет, я не закончила Глеб Викторович! Я ещё вам хотела сказать, что вы... диктатор и тиран! Самый настоящий! Беспринципный человек! Вы... перерождение Сталина!

Выкрикиваю это всё боссу в лицо, высоко задрав голову. От разрывающих грудную клетку эмоций у меня кружится голова и перед глазами плывёт в то время, как Воронцов остаётся хладнокровно спокойным, что бесит меня ещё сильнее.

Вот почему-то именно сейчас мне хочется, чтобы он тоже наорал. Чтобы рявкнул в своей привычной манере и дал мне возможность выплеснуть на него в ответ все свои эмоции, которые я так долго в себе копила.

Но мужчина молчит и от его биополя я не ощущаю вообще никаких флюидов. Это злит и в то же время одновременно охлаждает меня. Эмоции стихают, уходя на задний план, и постепенно снова включаются мозги.

— Что ты имеешь против Сталина, Александрова? — вскидывает вверх брови. И мне кажется, что уголки его губ в этот момент дёргаются в едва заметной ухмылке.

Он что, он... смеётся что ли надо мной?

— Я... — осекаюсь из-за сбившегося дыхания.

Неожиданно Воронцов вдруг поднимает вверх руки, и я вздрагиваю от неожиданности, когда его ладони сжимаются на моих плечах.

— В нормальных частных клиниках есть специальные ширмы для таких случаев, Инна, — разворачивает от двери лицом к кабинету и, наклонившись, шепчет мне на ухо. — Я не то что содержимое твоих трусов, я даже тебя саму видеть не буду.

Судорожно втянув носом воздух, оглядываю затемнённое помещение кабинета. В углу возле кушетки действительно стоит ширма. И не такая как в обычных женских консультациях. Там они чаще всего тряпичные и полупрозрачные. Может, подробностей и не видно, но сам силуэт определённо да, и это всё равно напрягает.

Здесь ширма из плотного непроницаемого пластика. А двухсекционное строение позволяет поставить её так, что, лёжа на кушетке, я буду находиться как будто в небольшом отдельном кабинете.

Но это не самый жуткий мой провал. Ужасно то, что рядом с кушеткой возле аппарата стоит врач-узист, которая всё это время была свидетельницей нашего диалога.

Точнее моего истеричного крика!

Боже...

Кровь вскипает и ударяет мне в голову, размазывая пунцовую краску по лицу и шее. Такого позора я давно уже не испытывала! Кажется, даже когда Воронцов сегодня утром поливал меня в душе, мне не было так стыдно.

Как я могла настолько потерять контроль, что забыла о присутствии в кабинете ещё одного человека?! Что она теперь обо мне подумает? О нас с Воронцовым!

Наверняка, о нашей с ним ситуации здесь знает каждый сотрудник вплоть до уборщицы. И о том, что Глеб Викторович ко всему прочему по “счастливой” случайности является моим боссом тоже!

И теперь, вдобавок, узистка ещё и слышала всё то, что я только что ему высказывала! И о том, что он со мной в кровати одной спал, и о том, что он в нижнем белье меня видел! Это же... господи, какой же позор!

Кажется, что от стыда у меня ноги к полу приросли, и я вообще пошевелиться не в состоянии. Равно как и выдавить из себя хоть слово. Так и продолжаю стоять как вкопанная на пороге кабинета и молча таращиться на врача.

— Проходите, пожалуйста, — скромно улыбнувшись, женщина указывает мне рукой на кушетку.

Она явно тоже смущена тем, что стала невольным свидетелем нашей с Воронцовым ссоры. Точнее не нашей, а моей. Ведь это только я как ненормальная орала. А босс просто стоял и молчал. Ну конечно, он то понимал прекрасно, что мы в больнице и на людях!

— Не волнуйтесь, я вас закрою и совершенно ничего видно не будет, — продолжает меня успокаивать, застилая кушетку одноразовой пелёнкой. — У вас будет достаточно места. Вы сможете переодеться. Как закончите и ляжете, позовёте меня. А ваш... сопровождающий, — кидает быстрый взгляд на стоящего за моей спиной Воронцова, — будет сидеть в другом конце кабинета. Далеко от вас. Ему совершенно ничего не будет видно. Даже я, когда к вам сяду для обследования, буду видна ему только наполовину. Картинка с моего монитора будет выведена на экран, который весит специально для сопровождающего.

Боже... У меня полное ощущение, что со мной сейчас разговаривают как с умственно отсталой...

Ну конечно, а чего ты ещё хотела, Инна? Ты и ведёшь себя как последняя дура!

Тяжело выдохнув, давлю в себе чувство стыда, пытаясь засунуть его поглубже и делаю шаг к кушетке. Только сейчас замечаю, что руки Воронцова до сих пор лежат на моих плечах. Они соскальзывают с них, когда я отхожу от мужчины.

Прохожу мимо врача, стараясь на неё лишний раз не смотреть. Я вообще ни на кого стараюсь не смотреть. И на Воронцова тоже... Тем более на него.

— Начнём, как будете готовы, — напоминает мне узист тихим вкрадчивым голосом, от чего мои щёки вспыхивают ещё сильнее.