Ребро беса

И в эти секунды сознание крали выстрелило. Как вспышка. Она повела глазами в сторону тридцатой палаты, о какой говорили медсестры. Разум заработал мгновенно. Вот она, спасительная соломина. Девушка вцепилась ногтями в руку охранника, пытаясь оторвать ее от своего лица. Замычала, зажатая как клещами. Парень убрал ладонь от ее рта, она несколько раз глубоко вдохнула и выпалила:

— Иди, посмотри в тридцатой палате, только он был без сознания!

Краля рисковала, но это была пока что единственная возможность выпутаться из истории.

Охранник отступил на шаг, помедлил и, ничего не говоря, шагнул в сторону указанной палаты. Подошел, прислушался, вопросительно оглянулся на кралю, та кивнула, он вошел внутрь.

Время пошло. Пока он был внутри, девушку то пробивал пот, то с ног до головы обдавало холодом. Секунды растягивались в минуты. Вот бы сейчас подхватиться и в одно мгновение смыться отсюда. Ан нет. Ее цепко удерживал охранник, которому она влепила пощечину. Этот за унижение готов разорвать ее. Впился как клещ. Не вырваться. Сопит ей в затылок и давит, давит. А тут еще второй из тридцатой палаты не выходит. Что он там торчит? Что высматривает, если больной без сознания? Ее как будто жаром обжигало.

Наконец дверь тридцатой отворилась, и охранник выдвинулся в коридор. Закрутил головой и вдруг крикнул:

— Медсестра! У вас труп в тридцатой палате! Дядя умер!

Медсестра вскочила из-за своего стола посреди длинного коридора, бросив авторучку, и бегом припустила по коридору к указанной палате. Больные, толкавшиеся в коридоре, как-то сразу все съежились, умолкли, а потом зашушукали между собой, интересуясь, кто там лежал.

Охранник подступил к девушке:

— Готов твой дядя, куколка, нет больше у тебя дяди!

Краля изо всех сил рванулась из рук его напарника, выкрикнула:

— Ты чего городишь!

Изобразила на лице крайнее возмущение и испуг одновременно.

— Да пусти ты, колода неповоротливая! Убери свои лапы. Я посмотрю сама!

Почувствовала, как руки парня на ее плечах стали ослабевать и давать ей свободу. Девушка резво вскочила на ноги, порываясь бежать. Но охранник, вернувшийся из тридцатой палаты, настойчиво удержал:

— Стоп, стоп, кудлатая! Ты куда торопишься? Мы еще не закончили с тобой! Объясни-ка мне, почему твой дядя китаец? И сколько лет, ты говорила, твоему дяде? — Он толкнул ее на сиденье стула и снова насильно усадил.

— Я тебе ничего не говорила! — отрезала девушка, почувствовав подвох в этих вопросах.

В тридцатую палату забежала медсестра, потом быстро выскочила, объявила настороженно ожидавшим больным в коридоре:

— Да живой он! Что ты панику пускаешь?

— Может быть, кто-то и живой, но дядя умер, — равнодушно пожал плечами охранник и посмотрел девушке в глаза: — Хватит ваньку валять, вертунья! Врешь ты все, коза! Мозги паришь! Назови-ка имя своего дяди! Молчишь? Забыла, что ли? А фамилию помнишь? Опять молчишь? Тоже забыла, шалава? Кто тебя сюда послал, сучка?

Он бесцеремонно, не обращая внимания на сопротивление, обшарил руками все ее тело:

— Без ствола приперлась? Напрасно молчишь, размалеванная, чем быстрее скажешь, тем быстрее облегчишь душу. Не бери лишний грех на душу, козочка, у тебя и так грехов, наверно, выше крыши!

Придавил ее к стулу, глянул на своего напарника:

— Держи лучше, раззява, меньше слушай таких вертушек! Эти подстилки лапшу на уши вешают за милое дело!

Постучал в дверь палаты, услышал голос Корозова, вошел:

— Проверить ее надо, врет она напропалую, языком метет, как веником, никакого дяди у нее здесь нет! Ходил я в тридцатую палату, там мужик лежит без сознания, а около него жена квохчет. Говорю ей, что племянница его пришла, а она отвечает, что нет у него никакой племянницы и никогда не было! Чую я, не просто так эта швабра здесь появилась и возле палаты завертелась. Кто-то ее прислал понюхать, что и как. Надо потрясти шалаву, наверняка что-нибудь вытряхнем.

Глебу все это было не по душе. Происходящее могло означать только одно: кто-то упорно продолжал интересоваться его персоной и не собирался останавливаться после неудавшегося покушения.

Охранник ждал. Корозов, стоя спиной к окну:

— Дай-ка я поговорю с нею!

— Ни к чему это, Глеб! Неизвестно, чего она еще выкинуть может! — нерешительно запротестовал охранник.

— Что она может выкинуть, если она в наших руках? Введи! — потребовал Глеб.

Охранник ввел кралю в палату и посадил на стул против Корозова, встал у нее за спиной, придерживая рукой за плечо. Глеб прошелся вдоль окна, заложил руки за спину, мрачно спросил:

— Кто ты? Зачем появилась здесь?

Она быстро окинула взглядом палату и промолчала. Теперь она знала все, что ей поручено было узнать. А вести разговор с Корозовым она не считала нужным, потому что помнила, как дружок, напутствуя, говорил, чтобы она ничего не боялась, ибо, если что не так, обещал обязательно выручить. Говорить с Глебом ей было не о чем, так как правду сказать она не могла, а врать уже было бессмысленно. Ее, как говорится, накрыли с поличным, и тут крути не крути, сложно что-то выкрутить.