Ребро медали

— Ну и правильно кричишь, — сказал Царь, здороваясь с инспекторами за руки. — Иногда надо и покричать. А то сюсюкаешься с ними, а они тебе на шею садятся и тебя же топят.

Говоря это, он действовал руками как опытный жонглер. Всунутые в правую руку деньги он мгновенно перекидывал в левую. Дальше левая ныряла в карман, а правая тянулась к следующему рукопожатию. Тут из актового зала выглянул Юрик Баркасов и, боясь, что не успеет, вприпрыжку поскакал здороваться с Царем. Успел, слава богу. Лицо его посветлело!

После развода, когда все построились для отдачи приказа, Царь торжественно выругал Яреева за безобразное отношение к патрульному автомобилю и установил двухнедельный срок для полной покраски машины, естественно, за его же счет. Типа, заводская краска уже выгорела, а машина должна выглядеть прилично. То, что автомобиль Яреева еще несколько лет назад должен был списаться на металлолом ввиду старости, командира не волновало.

Ответственный по роте майор Оленев отдал приказ о заступлении на службу, и строй развалился. На плацу остались Кузнецов и Яреев. К ним подошел ранее прятавшийся за машинами Клейман.

Петрович выговаривал Ярееву:

— Что ты с судьбой онанизмом занимаешься? Я тебе еще вчера открытым текстом говорил — дай ему денег. Сколько времени ты ему не давал?

— Недели две, наверное.

— А почему?

— Что я, дурак, что ли, двойной тариф платить? Вот, Клейман вышел, сейчас дадим. Вдвоем легче и дешевле.

— Ох, недаром он говорит, что вы двое — самые конченые евреи в роте.

— У него все евреи, один он истинный ариец.

— Ну вот, допрыгались? Теперь красьте машину.

У Клеймана улыбка сошла с губ, и он спросил, растягивая слова:

— Чего-чего?

Петрович тут же испуганно ткнул пальцем в Яреева и сказал:

— Он тебе все расскажет.

После чего быстро ушел, не оглядываясь.

Яреев рассказал о царском требовании. Клейман раскрыл пасть и принялся виртуозно материться, вплетая в речь Царя, Кузнецова, командира полка и даже министра внутренних дел.

— Уйду на больничный! — наконец закончил он.

— Ну, конечно. Как какая-нибудь задница намечается, ты сразу в кусты. А меня — под танки, — констатировал Яреев.

— Да уж, нашелся тут танкист, — справедливо заметил Клейман. — На тебя как залезешь, так и слезешь. Еврей, одним словом.

— Ты на себя в зеркало посмотри! Тоже мне — сын славянского народа с биробиджанской фамилией.

Они, переругиваясь, пошли к патрульному автомобилю.

Вечером, предварительно созвонившись с несколькими порядочными экипажами, решили поесть раков и обильно запить их пивом. Когда все необходимое купили и приехали к двенадцати записываться, неожиданно обнаружили в кабинете майора Оленева Григория Борисовича.

Это был индивидуум, относившийся к той категории людей, которых называют наивными чукотскими юношами. Лет ему было под сорок, и легкость его мысли соответствовала по весу опоре чугунного обелиска. Чувство юмора Оленев имел параллельно-перпендикулярное и самооценка его била все рекорды высоты, достигнутые в полетах советской авиацией. Ваня Дрозд дал ему прозвище — «Пушок». Когда его спросили, что оно означает, тот ответил:

— Ну, чудо в перьях!

С Царем Оленев был в кумовских отношениях (кто-то кого-то у кого-то крестил). Работал он в начале девяностых годов в полку водителем в дежурной части. Ездил на УАЗике и возил всех, кому не лень. Короче, оценен был руководством по достоинству. Потом перевелся в следственное управление, получил офицерское звание и стал оформлять дорожки с пострадавшими. Правда, недолго. Где-то он накосячил и получил мощный пинок под зад. Пришлось даже перевестись в одну из служб министерства юстиции. Там Оленев тоже не задержался и вылетел с применением предыдущей формы увольнения.

Царь же подобрал столь ценного сотрудника, отряхнул и устроил своим заместителем по работе с личным составом (замполитом роты). За это Пушок был предан ему до гроба. Майора он получил недавно, числясь полгода в каком-то из райотделов города в должности старшего участкового (естественно, не бесплатно). Кузнецов, кстати, еще находился в тот момент на такой же должности и вскоре должен был также подрасти в звании.

Итак, появление замполита поздней ночью в кабинете выглядело странно. Обычно присутствовал кто-нибудь из заместителей командиров взводов, и записывались инспекторы быстро и как хотели.

— Сегодня записывать вас буду я, — грозно сказал Пушок. — Материалы на стол! Стану считать.

Клейман шепотом спросил у Яреева:

— Чего ему тут надо?

— Как чего? — удивился тот. — Денег, конечно. Сейчас будет мозги полоскать. А дашь денег — запишет в ведомость, что хочешь.

— Это что же такое получается? Царю дай, Кузнецову дай, в административную практику отнеси, в отделение службы дай, в штаб отнеси, ежедневно сдай, в дежурку курицу жареную купи, и этому надо?

— Ты еще отделение кадров забыл.

— А где их столько взять? В смысле — денег.

— А им по барабану. Ты еще патрульку заправь, отремонтируй и покрась. А у них как в фильме: кто не работает — тот ест.

Клейман сжал губы и сказал негромко:

— Сортирную дырку этому Пушку, а не деньги.