Ребро медали

Кроме этого оружейка находилась в состоянии непрекращающегося ремонта. Каждый день, как и в любом российском туалете, на стенках обнаруживались свежие надписи. Самое интересное — никто и никогда не видел настенных творцов, чьих рук было это дело. Писанина появлялась как бы сама собой. Но практически вся настенная живопись касалась одного единственного человека. И звали его — Николай Анатольевич Хмара.

Будучи подполковником милиции, он занимал должность заместителя командира полка по службе, то есть был вторым лицом в полковом минигосударстве. В какой-то части его организма была спрятана, по всей видимости, атомная, никогда не разряжающаяся батарейка. Она позволяла ему всегда находиться на работе и руководить подразделением. Он успевал везде, и никуда от него нельзя было деться. Поэтому надписи на стенах были одного характера — матерно-зоологического.

Хмара раз в неделю наведывался в оружейку, читал свеженькое, выдавал пилюлю техчасти и ремонт возобновлялся снова. Вот и в этот день Клейман, зайдя получать оружие, залюбовался побеленными стенами. Их привели в порядок с утра, и ни одной новой надписи еще не появилось. Ан нет! В углу стоял треснувший кусок гипсокартона, на котором чернели большие буквы:

ГИПСОХМАРТОН.

Клейман снарядил обоймы патронами, сунул пистолет в кобуру и отправился в курилку. Там он увидел возбужденного Баркасова, который, размахивая руками, что-то рассказывал Ярееву. Долетела последняя фраза:

— Так что теперь ему точно триндец!

Клейман хлопнул Юрика по плечу, протянул для приветствия руку и сказал:

— Здравствуй, Жора!

— Привет, еврейская морда! — тонко пошутил Баркасов.

— Ну как тебе не стыдно? — ласково произнес Клейман. — Я ж тебе не животное какое-нибудь, а человек. У меня имеется не морда, а лицо. Была бы у меня морда, я б тогда носил фамилию не Клейман, а Баркасов.

— Ты знаешь, что творится в роте? — возбужденно спросил Юрик. — Царя увезли в главк допрашивать, а целая бригада уэсбэшников кабинет шмонает!

— Правда? — удивился Клейман. — То-то мне их физиономии не понравились.

В курилку влетел растрепанный Дрозд. Он закурил сигарету и рассказал последние известия. Оказалось, на Царя пришла большая порция анонимок. Причем кто-то написал во все инстанции сразу: и губернатору, и в прокуратуру, и в главк и еще куда-то. Короче, теперь только президент России, наверное, не знал о том, что Григорий Алексеевич Цапов — вор, коррупционер и редкостное аморальное мурло в придачу. Все анонимки собрали в кучу и создали комиссию для проверки царской деятельности.

— Сейчас будете анкеты заполнять, — Ваня выбросил окурок в урну.

— А что будет дальше? — жадно спросил Юрик.

— Фейерверк вечером в парке будет! — Дрозд шутливо замахнулся на Баркасова, — достал ты меня.

Яреев спросил:

— Ваня, а что они проверяют?

— Да все. Вон, взяли документацию по транспорту. Кто когда покрышки получал и тому подобное.

Клейман сплюнул и заявил:

— Предупреждаю, я никого выгораживать не собираюсь! Раньше башкой надо было думать, а не карманами. Царь командует ротой уже шесть лет. Последние три года никто в роте не получал ни аккумуляторов, ни резины. Про бензин я вообще молчу. Хотя в других ротах все это получают.

— Ну и что? — Дрозд махнул рукой. — Все равно отмажется.

— Э нет, родной, — Яреев усмехнулся, — на каждой покрышке свой номер стоит, и такой же в бумагах в техчасти и бухгалтерии. А резину принимал ты, как официальное материально-ответственное лицо. У нас в роте ни на одной машине нет государственной резины, все шины покупали инспекторы. А казенные покрышки Царь убивает на гонках или сдает на рынок знакомым торгашам. Теперь он окажется не при делах, а вором будешь ты. Потому что везде стоят твои подписи.

У Вани резко побледнело лицо, и он понесся по плацу в сторону штабного здания. Подошел капитан Кузнецов и заявил:

— Так. Не спрашивайте меня ни о чем. Достали меня все. Смерти моей хотите! После развода зайдете опять в актовый зал, возьмете на трибуне анкеты и заполните. Думайте, что писать будете. Засранцы!

Он развернулся, и устало поплелся в дежурку.

— Вы будете правду писать? — жалобно спросил Юрик.

— Посмотрим сначала, что это за опрос, — процедил Клейман.

После развода в актовый зал зашли трое в штатском и попросили подходить по одному. Они расселись на трибуне, достали какие-то толстые тетради и принялись делать в них пометки. Инспекторы подходили, называли свои фамилии, получали анкеты и отправлялись в зал. Яреев заметил, что каждый из штатских четко отслеживает свою группу опрашиваемых и поэтому подмигнул Кривцову. Тот и сам уже все понял и улыбнулся в ответ. Клейман также дураком не был. Потому все трое написали, что Царь — самый честный и порядочный на свете милиционер и странно, что до сих пор он не Герой Капиталистического Труда, чего достоин в высшей степени.

При сдаче анкет штатские опять делали в своих тетрадях пометки и складывали листы в определенном порядке. Уже на плацу Кривцов сказал, морщась:

— Фу, как грубо! И это профессионалы? Это оперативные работники? Тьфу!

Яреев рассмеялся: