– Ты такой бледный, – улыбнулась Виалла, выходя из ванной. Волосы пышным водопадом рассыпались у неё по плечам, собирать она их не любила. – Неужели ты настолько не выносишь гралейский язык? – Она обожала его подкалывать тем, что она, как и Ребус, была гралейского происхождения. – А если бы меня звали не Виаллой, а Виалонной, как сначала меня хотела назвать мать?
Дитр иронично захмыкал. В отличие от предполагаемых родичей Ребуса теща не была знатного происхождения и называть дочь Виалонной права не имела. Но так как в Конфедерации не было никакой знати, мать Виаллы нашла широкий простор для амбиций. От материнского снобизма девочку спас отец, настояв на том, чтобы ребенка назвали по-нормальному. Теща Дитра не любила, говорила, что мужчина ростом в сто семьдесят семь ногтей, да еще и из семьи алкоголиков, селекционно непригоден. Виалла чуть не рассорилась с матерью тогда, сказав, что они не дворяне и даже не члены диаспоры, чтобы соблюдать эти противные всемирной любви гралейские законы «О продлении телесного». Виалла верила, что если их дочь будет похожа на Дитра, она все равно будет красивой.
Попрощавшись с женой, он вышел из доходного особняка, сжимая в руке сложенный чёрный в серебряную полоску флажок полицейского офицера, но решил, что и так рано вышел и поэтому дойдет до Центральной площади пешком еще задолго до начала слушания.
Журналисты, как выяснилось, успели раньше. Утренний номер «Точности» уже вышел, у Одоры, маячившей у Памятной стелы по центру площади, вид был довольный. Дитру опять пришло на ум сравнение с сытой мухой. Они с иллюстратором приветственно махали ему рукой, но донимать не спешили, почти злорадно наблюдая, как к Дитру ринулись журналисты из других изданий.
– Господин Парцес, по поводу интервью, которое вы дали «Точности»…
– Господин Парцес, вы правда считаете, что Ребус мог заставить Крусту принять свои услуги в Освобождении?
– Господин Парцес, Ребус и Круста были любовниками?
– Господин Парцес, Ребус мог действовать как агент Доминиона в целях дискредитации кампании по Песчаному Освобождению?
– Господин Парцес, буквально пару слов, господин Парцес…
Игнорируя прессу, Дитр проскользнул в зал суда. Некоторые слушатели уже были в фойе. Те, кто стояли группками, при взгляде на него сразу начали переговариваться. Андры пока что не было – или она просто от него пряталась.
– Парцес, мне понравилось твоё интервью, – к нему приближался высокий белокурый глава Обвинительной бригады. В руке он сжимал свернутый номер «Точности».
– По протоколу мы не можем просто так взять и поболтать, Ралд, – помотал головой Дитр и оглянулся по сторонам. – Вот когда закончится процесс, мы с Виаллой с радостью с тобой выпьем.
– Твоей Виалле нельзя пить, шеф, – хмыкнул Обвинитель Ралд Найцес. – А вот кто надерётся от досады, так это Реа. От неё там пара слов, зато от тебя – целая тирада. «Точность» – вот сюрприз! – пригласила аналитика, бывшего душевника-криминалиста. Держи-ка газетку, – он сунул ему листок, – я посмотрю, ты, похоже, единственный, кто не читал своё же интервью.
Ралд Найцес удалился, а Дитр развернул утренний выпуск «Точности».
Приглашенный эксперт-душевник высказался с уточняющим комментарием, соглашаясь с Дитром. Душевник добавил, что
Статья могла спасти Крусту, статья могла уничтожить Крусту. Одора и редактор махнули рукой на свое отношение к Префекту и написали то, о чём думал Дитр.
К нему чинно двигался иностранец с переводчиком. Дитр понятия не имел, что забыли гралейцы на процессе против Крусты, ведь Принципат всячески и публично отвергал Ребуса как своего соплеменника.
– Эр номинно, нуэр Парцес, – проговорил делегат, протягивая ему руку. – Вэр анно Горонн Церус.