Речь против языка

Сознательная жизнь, если она совершилась, – а, совершившись, она вплетает в себя элементы рассуждения или размышления, или состояния призадуманности, которые называются философией, – так вот, если эта жизнь (а не вообще жизнь) совершилась, то она есть способ бытия. Что-то вечное – акты жизни, раз они совершились, обладают бытием, то есть пребывают всегда, как это ни парадоксально. Философ вынужден считать, что пребывать, случиться (или осуществиться) есть способ бытия, а не что-то, что просто уходит в прошлое. В каком-то смысле те люди, которые пребыли посредствам мысли, скажем, Платон, Аристотель, Декарт, Сократ, являются нашими современниками. Они живут, населяя то же самое жизненное пространство в той мере, в какой мы его населяем, – а можно вообще ничего не населять, и исчезнуть, как волны на прибрежном песке, не оставляя никаких следов (примеч. dclxxxvii).

Осмысление написанного таким дурным русским слогом не представляется возможным. Сама попытка вникнуть в малоосмысленный набор букв без поддержки понимающего наставника непременно закончится для учащегося плачевно. М.К. Мамардашвили приписывается мысль, что основная тайна бытия – это совесть, а различение добра и зла составляет ядро философии. Однако даже самый совестливый философ иногда пишет неясно.

М.К. Мамардашвили является одним из основателей Московского логического (позднее методологического) кружка (членами этого кружка называют также А.А. Зиновьева, Б.А. Грушина, Г.П. ГЦедровицкого и др.) (примеч. dclxxxviii, dclxxxix). Доктор философских наук Мамардашвили, поразивший современников открытием, что «философия – это акт»[494], в представлении учащегося является носителем запредельной мудрости, а значит, невозможность осмысления им написанного указывает на умственную слабость русского учащегося[495]. Воля студента оказывается сломанной, и школяр превращается в попугая, готового повторять без понимания и осмысления любую ученую ахинею.

Вообще, попытки некоторых лингвистов заменить русскому читателю А.С. Пушкина и Н.В. Гоголя-Яновского, выступить в роли Ф.М. Достоевского и Л.Н. Толстого, предпринимаются постоянно. Упомянутые сочинители очень ясно и понятно проясняли русскоязычным читателям тайны совести. Их последователи безуспешно пытаются слить с народной совестью свое понимание сознания, но им не хватает для этого слов живой русской речи – слишком много в их словаре дурно пахнущих слов из мертвых литературных языков русских и греков (латыни и греческого):