Речи

160. Эферий уже умер, узрев раньше много великих бедствий и потеряв речь и слух. Он и ко мне относился дурно, как будто досадуя, что вывел меня в люди в Вифинии, и, когда чего боялся, прибегал ко мне под защиту. Его обиды, направленный против речей, обойду молчанием, он угождал ими человеку очень богатому, а детей не имевшему. 161. Но вот кто поместил меня среди многих возниц, многих конюхов и тех, чьим делом служить распахивать ворота для колесниц. Из них одних он бил, других грозил сжечь, а одному старику—вознице он даже исполосовал бока, по поводу чего народ поднял сильный крик, а для меня было большим трудом ускользнуть от зрелища крови [91]. И это он делал по одному обвинению сумасшедшего человека, проявившего свое безумие и в том, что происходило во время самого процесса. 162. Это он и меня приказал вызвать в суд. будто бы имея возможность через меня доказать колдовство Филумена. А доказательством было то. что я увещевал его не клеветничать, а отказаться от дел. И вот, в виду чего меня вызывали. А тому нимало не казалось возмутительным, что я стою, явившись в суд по поводу, столь бессмысленному. И я вышел, сожалея судью, который хотел творить суд, будучи столь далек от здравого смысла, а друзья стекались ко мне, наперерыв придумывая что-нибудь для утешения. Но я не давал никакого повода к тому, чтобы им была надобность в этих измышлениях. Так мало был я расстроен.

{91 О мягком характере Либания и заступничестве его при всяком зрелище грубого насилия за жертв произвола достаточно известно из его речей и писем. Срв. речь За Антиоха (XXIX F ; и дрр}

163. Был некто Фиделий, согражданин Феста, человек жестокий, должность коего состояла в попечении об императорской казне, и была у него дружба с Евбудом по тем же побуждениям [92], как и у Феста. Итак, держа его в повиновении посредством частых ужинов и попоек, он возбуждаешь его против меня и советовал подвергнуть возмездию за речь, а речь эта, панегирик тирану [93], написана, но лежит у меня, автора. Нет, однако, ничего легче, как при помощи слуг ее отобрать. 164. И вот тому показалось более удобным привлечь к содействию в том военачальника, которого очень ценил Юлиан, ценил в то время и Валент, грозного врагам, грозного негодным людям из своих, уважающего философию и красноречие и незатруднявшегося поддерживать беседу в собраниях мудрецов. Это было его природным талантом 165. Этот Лупицин [94], меня самого никогда не видав, но может, получив, обо мне некоторые сведения благодаря молве, сказал тому: «молчи, дружище, и пусть это будет мне предоставлено». Послав за мною, он делает меня своим другом, предоставлял мне просить, если что-либо мне понадобится, людей, издевающихся над статуями, наследников небес, увещевал, оставив свои тщеславные бредни, явиться соревнователями мне. Такую бурю подняло божество, такую и утишило, не в том смысле, чтобы я сочинил какую-нибудь такую речь, но, что, после неудачи первого опыта, Фиделий продолжал бы строить возни, пока не достиг успеха. 166. Мне удалось и отплатить человеку, не поддавшемуся проискам. Император даровал ему консульство, а я [95]…. Архелай. Я был почтен и другими многими знаками внимания и, между прочим, он заблагорассудил явиться ко мне и беседовать со мною, будучи первым, применившим такой почет, — подражать в этом ему было некому, — а я, узнав это, предупредил и просил, чтобы старик предпочел остаться, но надо считать, что он являлся, 167. Протасия вооружили против меня своими речами люди, раньше не имевшие такого значения, но приобретшие силу со времени убийства Юлиана. Они пугали его, что его правление будет позорнейшим, если он меня не прогонит от дверей, и прикомандировали к нему спутником сообщника своего кружка, чтобы он поддерживал в нем этот страх. Итак он приближался с тем, чтобы унизить меня, но двигался удручаемый недугом, при чем от путешествия болезнь усиливалась. Явился он в наместническую квартиру ночью, не получив от меня никакого установленного законом приветствия, так как болезнь мне того не дозволяла [96]. 168. Когда же меня одного не хватало, в то время как другие явились к нему толпою, он говорит Зинону, с которым был особенно близок, что обвинения, направленный против меня, подтверждаются фактами, так как тот, кто, говорят, досаждал правителям, и не думает являться. А тот сказал, что вполне ожидал того, так как мои посещения их не больше обычны, чем и обратное, что снисхожу я в этом только к тем, кто ко мне расположен, а кто не расположишь, тех и знать не хочу. Это он выслушал и, очевидно, собирался подвергнуть меня опале, но смерть его того не дозволила.

{92 См. § 156}

{93 Прокопиго, Amm. Marc. ХХVI 6, 1 щ.}

{94 В 359–ом году minister militum вт. Галлии, Amm. Marc. XYI1I 2, 7 (Seed: S 274). При Валенте Amm. Marc. XXVI 8, 4.}