Речи

9. И если я проливал обильными потоками слезы, немало было таких, какие вызваны были более благоприятными надеждами. Он вместе и одобрял их, и присоединил свои, почитая таким образом не старость мою, — многих он чтил бы тогда вперед меня, – и не воздавая долг признательности, каким был обязан, так как ничем он обязан не был и никакого перед тем приношения ему мною сделано не было, но, полагаю, будучи наилучшим человеком и желая, чтобы достоинства пользовались уважением, и считая в числе них красноречие, вскакивал, когда я появлялся, и оказывал прочие отличия, и делал все то, чтобы облегчить и мое положение, и положение заключенных.

10. Явившись к ним, после того как спустился от него вниз, отчаявшимся и лежавшим безгласными, думавшими о том, как бы самим покончить с собою, я удержал их и утешил, сообщая о его отношении и внушая, что еще есть возможность остаться в живых. Поэтому, если бы я выразился, что столько людей вырваны этим человеком от смерти, я сказал бы то, что было в действительности Он радовал и тем, что говорил нам то, что на-мерен был сказать в нашу защиту оскорбленному, а то было, что государю более подобает не взыскать, чем взыскать, если это второе доставляет скоропреходящее удовольствие, а первое — славу, которая не может прекратиться.

11. Итак тем заключение становилось после упомянутой беседы легким, так как обещания не допускали подозрения в пустом хвастовстве; ведь этот муж нигде не обличается в том, чтобы обещать нечто, чего, он знал, выполнять не станете; а он, торопясь избавить город от невзгоды, если бы возможно было мольбою к богам окрылить коней, сделал бы так, если бы возможно было откуда-нибудь получить пару, принадлежавшую сынам Борея, это скорее было бы его делом, или, если бы коня, подобного сыну Горгоны [6], предпочел бы это.

{6 Т.е., «Пегаса» схол. ркп. Р.3}

12. А так как возможности не представлялось, от кого бы это получить, то он счел нужным непрерывностью труда сравняться с быстротой крыльев и, отринув и отказавшись от всего, того, что доставляет комфорт в пути и сделав тем повозку по возможности легкой, взошедши на нее, пустил мулов во весь опор, прибавив им быстроты помощью бича [7].

{7 τά παρά της μάστΐγος — αί πληγαΐ срв. τά εκ της ταλαιπωρίας § 20, τα τό φώς έν ννκτί παρέχοντα = «светильники» orat XX § 6, τάπαρά της δεξιάς «жесты рукой» orat. XXII § 17, τά άπδ τον ποδός LXIV §8δ, τά &πό του δεσμώτη ρίον, «результаты тюремного заключения» orat. XXII § 29—orat. XXI § 18 τάίπ αντοϊς (eel. ΤροχοΊς) = «шины». τά διά της γης LV § 27.}

13. Провожатых было такое множество, и большую часть их составляли женщины, которые и город наполняли и, покрыв своей толпою [8] тридцать стадий расстояния за городом, ждали приближения вечера, а он, так как он скромен и знает, что более подобает отклонить, и желает получать почести за то, что им делается, не прогнал толпы и не огорчил её посылкою силы, но достиг этого удаления, благодаря самому вечеру, когда настала пора к тому, я сам был именно одним из вернувшихся.

{8 τά σώματα cf. выше, стр. примеч.}

14. И в то время, как я сидел перед своими дверями, вдруг слышу крики, заключающие мольбу. Догадавшись, что и было, на самом деле, что муж этот выезжает, снова сев на коня, я, немощный старик, сначала следовал, за тем обогнал его, потом далеко опередив его [9] стал ждать, а когда он подъехал, заплакав, что не раз со мной приключалось, препятствие к тому, чтобы много распространяться в своей речи., встретил в его словах, которые как раз содержали то, что я пожелал бы сказать.

{9 πολύ το μέσον εμαυτον προς εκείνον ποιήσας срв. т. I, стр. 311, 1.}

15. Затем, я лег спать, а он спешит и на второй вечер достиг границ Каппадокии, затем границ следующей провинции и на шестой день, после полудня явился перед государем, незамеченный кем-либо вследствие того, что никто ему не предшествовал, а свита состояла из двух человек, и в особенности благодаря такой затрате, физического труда.

16. Труды примыкали к трудам и ничто не создавало перерыва для отдыха, ни хлеб, ни варево, ни питье, ни сон, ни жажда ложа. Он так стремился вперед, что тяготился даже сменою мулов и быстроту в этом деле бранил, как медлительность. Ведь он не отвязывал обуви, не стаскивал штанов. не снимал дальнейшей одежды, прежде чем, употребив остальную часть дня на доклад царю, явился принять ванну. Так как он отсчитывал [10] станции, проносясь по всему пути мимо, даже никакая усталость не заставляла его сходить для этой потребности с колесницы, если даже города не побуждали к тому. Что же именно заставляло его так поступать? Сильное желание положить своим советом конец заключению, положить для города конец его опале. Он походил не на того, кто помогает другим, а на того, кто самого себя спасает.

{10 Срв. т. I, стр. 284, с примеч. (orat. LIV § 55). )