Речи

16. Но и Демосфен из Пфания, в период неправды, воровства и хищений опекунов, не плакался, стоя подле матери, но, хотя недуги мешали его трудам [5] в красноречии, все же пребывал за работой, которой ему предстояло, достигши возмужалости, показать Афобу и прочим, что они роскошествовали не без риску для себя.

{5 Ιδρώτες, «поты», фигурально, срв. т. I, стр. XIX, 1.}

17. Сколько вестей доходило до слуха Ореста, в то время как он рос в Фокиде, о преступлении, на какое дерзнул в Микенах Эгисф, который после столь бесстыдного брака своего не давал вздохнуть свободно даже дочерям того, кто после Трои погиб за трапезою, но все же он выжидал благоприятной поры. А если бы поспешил преждевременно, он проявил бы свою готовность к возмездию, но нимало не выиграл бы в своем деле.

18. Вспомни и о том, кто прибыл за трупом Гектора с выкупом. Итак, Приам, склоняя Ахилла к милосердию напоминанием о Пелее и положив своей речи это начало, сказал, что и тот (Целей) испытывает крайнюю жестокость со стороны соседей. И Ахилл не противоречил, внимая этой части его слова, как бы зная, что это так. Но из за того он, оставив войну и военные действия, не спустил кораблей в море и не явился во Фтию, чтобы облегчить жизнь Пелею, но их (соседей) ненавидел, но не отказывался от того дела.

19. Полагаю, что в том положении, в каком Целей, были и многие другие родственники осаждавших Трою. До-статочным свидетелем о подобных бедствиях является Фукидид, который говорит: «Отступление греков из под Илиона, происшедшее поздно,.вызвало много переворотов», так что возвращавшимся нельзя было обрести спокойствия. Но ни из других никто не предпочел скорее озаботиться домашними делами, ни тот, у кого было столько предлога к отъезду в лишении его почетного дара и в оскорблении. А он не был даже в числе принесших клятву. Далее, они оставались воевать с целью, чтобы один из них получил обратно жену. Ведь обижен был один Менелай и одна была похищена, — Елена, ты же будешь трудиться не для другого, но это — твой интерес. Как тот ту, так ты приобретешь это искусство.

20. Итак я где то [6] выше доказывал, что невозможно, чтобы у софиста, после того, что было, явилась когда-нибудь дружба к вам, но допустим, что будет долгая и крепкая, такая, чтобы ей сравняться с прославляемыми примерами. Но вы принимайте в расчет не это только, но и тот убыток, который отсюда произойдет. Или если вам помешают получить сокровище, вы не сочтете возможным снести это спокойно, а когда вам воспрепятствуют получить обучение слову, заблагорассудите снести это спокойно?

{6 Срв. § 5, pg. 112, 10 sq. F., дерев., стр. 469}

21. Однако, какое сравнение, что Мидас, что Демосфен? Какое — что Кинир, что Исократ? Что лидиец, что Лизий? Кто поставить рядом Афины и египетские Фивы? Кто сочтет равными богатство каждого из двух этих городов, деньги и мудрость? Ведь богатство Афин — последняя. Ну-ка, если бы, кто, пока ты идешь сюда, ухватившись за тебя, спросил: «А ты, по каким соображениям свершаешь этот путь и почему, пренебрегая тем, что у тебя есть, ищешь того, чем не обладаешь?» Разве ты, принявшись за сравнительную оценку значения каждого из этих двух предметов, денег и мудрости, не попытался бы доказать некоторое преимущество на стороне второго?

22. Я же предпочел бы продать все за такое состояние, которое делает обладателей его значительнее не только тех, кто показали себя в отправлении общественных повинностей, но и в битвах, войнах и предводительстве войском. В самом деле, какой передовой боец, какой вождь войска не уступает ритору, который своею речью о войне и мире в народных собраниях направляет к тому из двух решений, какое лучше?

23. Итак, оставив прочее, я рассмотрю учителя риторики. И оставлю доход, которому препятствуют недуги, испытываемые землею от времен года, но сколь важная вещь властвовать над благородною молодежью? Α видеть ее преуспевающею в красноречии? А выходящею на жизненные пути? А почести от них, от отцов, от граждан, от пришлых людей? Они в почете и у правителей, младших и старших, назовешь ли даже тех, что облечены царскою властью. 24. Называю почтенными тех, которые так называются и таковы на самом деле, из любви к чему ты и к нам явился; потому что тот, кто осел, покрытый львиной шкурой [7], тот, живя в обличении и насмешке, более жалок, чем, если бы решил молчать и снискивать пропитание тасканием камней или каким-нибудь подобным тяжким трудом. Последних иной мог бы и пожалеть, о тем никто не был бы в состоянии простить, как и Фаэтонту. Последнему лучше бы было, конечно не убедить отца и не получить того дозволения, концом всего было то, что возница, свалившись, лежал мертвым.

{7 Срв. orat. XVIII § 19, т. I, стр. 313,}

25. Но возвращаюсь к тому, что нет ничего блестящее софиста в театре, который принимает подобающие позы и производит подобающие жесты и движения, когда и самим владыкам случается считать их более счастливыми, чем себя, на там основании что у них, царей, сила в лице других людей (их подданных), а у софиста она в его душе.