9. И вот этих людей не больше четырехсот [2] при чем одни подсобляют одному, те другому и, сперва сами себя развратив, они вкрадываются в дома людей благородного воспитания, уловляя, сколько могут, юношей и убеждая увлекаться одним с ними предметом и, если отцы у них живы, превращая их, сколько возможно, в воров отцовского достояния, а, если они умерли, прямо в изменников. И дома многих можно видеть разоренными за этими делами. Они повредили и занятиям юношей красноречием, одних сделав более нерадивыми, других совсем от них оторвав. Да что мне стараться выполнить невозможное дело — перечислить весь вред от них? Скажу только, что всюду на земле город наш ославлен, благодаря непотребству и мерзости этих людей.
{2 Срв. orat. XLVI (с. Florentium) § 18, т. I, стр. 158.}
10. И вот славословия этих людей ты, Тимократ, считаешь счастьем, по примеру большинства правителей. Ты бы по справедливости должен считать эти славословия со стороны негодных людей величайшим злом. Я считаю равным свидетельством доблести быть на дурном счету у негодных людей и на хорошем у серьезных. — Кто вас сочтет при этом за лучших людей? Какой правитель провинций? Какой префект? Какой лохаг? Какой полководец? Какой государь? Какая курия? Какие земледельцы? Какие воины? Чей нрав они осудили, как слова тех, если они и хвалебны, могут они считать за нечто стоящее?
11. «Клянусь Зевсом, быть любимым городом подобает, а это было бы признаком любви». Значит, ты считаешь городом этих людей, у которых нет своего города, городом — бездомных, городом — безбрачных, которым нет никакого честного оправдания для жизни, а только то, что они негодны и делают зло? Кто угоден декурионам и детям их, кто угоден людям, испытанным на административных постах, кто угоден учителям. кто угоден учащимся, угоден труженикам земли, кто предоставляют свои услуги тяжущимся, как помощник им, кто зарабатывает средства жизни ремеслом, кто плавает по торговому делу [3], кто привлекает их своими поступками и побуждает любить себя, вот кого истинно любит город. А тот, кого любят, допустим, эти, презренные, не городом любим? С чего это? Нет, но недугом города, от коего избавиться было бы для города выгодой.
{3 Характерно для стиля Либания все профессии обозначены здесь не определѳнными терминами, а описательно. Потому и οί ίπί των άρχων έξητααμένοι означает не более, как ol Άρχοντες.}
12. Что бы значили эти люди, произносящие перед вашими колесницами свои песни, в сравнении со столькими мириадами, который занимают город и негодуют на их поступки? А если бы они молились за вас, а лучшие люди и большинство проклинали вас, разве не злосчастны те, кому достается и то, и другое?
13. Кроме того, далее, в то время, как у нас было много дурных правителей и немного хороших, о последних эти люди, оказывается, молчали, о первых же произносили эти свои славословия, но ни у последних не отняли их доброй славы, ни, избавив от худой первых, окружили их лучшей. Какая же тогда прибыль от славословий? Ведь они, случалось, хвалили и кое-кого дельных вместе с негодными, так что это было в обиду лучшим, когда они получали честь, одинаковую с теми, кто не были им под пару.
14. Обрати внимание, Тимократ, еще вот на что. Явились не так давно из Рима, чтобы править нашею областью, два мужа [4], добропорядочных, справедливых, кротких, рассудительных, прошедших курс учения. Своему доброму имени, которое они стяжали прочими своими достоинствами, они повредили тем, что считали важной и похвальной вещью крики этих людей: И теперь, когда заходит о них какая-нибудь беседа, те, которые настроены несочувственно к ним, ссылаясь на это обстоятельство, признаются имеющими основание, а если бы кто-нибудь убедил тех правителей не придавать значения этим крикам, они были бы во всем безупречны.
{4 Срв. orat. LII § 3δ. cf. Sievers, s. 262, по мнению Förstern, неправильно привлекающий здесь ер. 938.}
15. Вы же так плохо судите об этой вещи и проявляете печаль по поводу молчания, что даже не колеблетесь просить крика при посредстве вестника. Ведь говорить: «Я не очень хорошо знаком с вами», и: «Чем недовольные, сидите вы?» и: «Чего ради молчите?» и: «Покажите себя передо мною», эти и подобные речи, очевидно, могут выражать только просьбу о их криках. А они, вскочив, вслед за тем, своевольничают в своих требованиях, будто повалив правителя в борьбе, заставляя его подниматься с его трона и приказывая поклоняться городу, городом называя себя самих. А из вас одни выполняют одно ив двух, первое, а другие-то и другое. И когда этот обычай проник сюда, я не знаю, так как в прежние времена ничего подобного не говорилось и не делалось. Не видывали мы тогда и подобных бунтов, таких рук и каждого из зрителей уходящим в уверенности, что он подчинил себе правителя.